Название: Я не снимаю блокбастеры Автор: Marian K.Hawk Посвящается всем тем, кто мечтает снять экранизацию "Призрака". Длинные нервные пальцы едва весомыми прикосновениями пробежались по клавишам огромного органа. На мгновение замерев, они вновь коснулись инструмента, теперь гораздо ощутимее. Раздались звуки "Голоса Судьбы". Сыграв немного, пальцы убрались с клавиш, и хорошо поставленный мужской голос сказал: - Великолепно. Обладателем этих пальцев и голоса был Эдвард Веймар, знаменитый и популярный режиссер. Он снимал исключительно экранизации книг и, кроме того, сам писал сценарии и музыку для своих фильмов. На его счету были прекрасные готические зарисовки по рассказам Эдгара По, ставшая блокбастером экранизация "Человека-невидимки" и названный фильмом века "Франкенштейн". Веймар отличался своей скрупулезностью и педантичностью по отношению к переносу сюжета на экран. У него не пропало ни одной фразы, ни одного жеста, а актеры были всегда подобраны идеально. Среди критиков и зрителей он звался гением, а среди тех, с кем работал - гениальным психом. Журналисты всегда задавали ему один и тот же вопрос: "Как снять блокбастер?" А Веймар вымученно улыбался и отвечал: "Я не снимаю блокбастеров. Я просто переношу на экран великие произведения великих авторов". Но сегодня Веймар был недоволен своей работой. Он снимал экранизацию романа "Призрак Оперы", и с самого начала работа не заладилась. Во-первых, актеры. Дайен Кросби, Кристин, никак не могла вписаться в свою роль, хотя на кастинге выглядела очень убедительно. Ну а про Берта Рейнолдса, Эрика, Веймар вообще предпочитал не говорить. Он был недоволен своим выбором. Казалось, ему что-то глаза застило на кастинге. Во-вторых, музыка. Она не получалась. Она была то слишком легкомысленной, то чересчур гробовой, то недостаточно яркой и насыщенной. Ну и в-третьих, у него постоянно был стресс. Ничего не клеилось... Веймар отошел от инструмента и уныло уставился в пустоту перед собой. - Эдвард, если ты и дальше будешь хандрить, мы вообще ничего не сделаем, - строго сказала Сандра. Веймар болезненно взглянул на нее: - Не кричи на меня. - Я не кричу, - почти шепотом ответила Сандра. Продюсер фильма и близкий друг Веймара, Александра Эспозито, была единственной, на кого он не злился. Просто не за что было на нее злиться - любой упрек немедленно тонул в ее огромных зеленых глазах, и Веймар просто опускал руки и отворачивался. Как сейчас. - Где Дайен? - спросил он у кого-то из ассистентов. - Ей доделывают прическу, - ответил тот. - С минуты на минуту она будет здесь. - Я надеюсь, - Веймар рухнул в кресло и осторожно коснулся висков. Казалось, что голова превратилась в наковальню, по которой лупит молотом огромный кузнец-силач. - Что случилось, Эд? Чем ты недоволен? - звенящий голос Сандры давал какое-то успокоение, хотя аспирин все равно бы не помешал. - Всем, - буркнул режиссер. - Всем, кроме Престона. Эндрю Престон исполнял роль Гастона Леру. Его бархатистый низкий голос прекрасно звучал на фоне ретроспектив Парижа, и только при этих звуках Веймар едва заметно улыбался. Дайен Кросби наконец-то пришла на площадку, а Берт Рейнолдс вернулся с перекура. Вид мрачного режиссера не внушал им никаких чувств, кроме неуверенности. - Побыстрее, господа, - Веймар вполголоса поторопил рабочих, но даже этот спокойный тон вселял какое-то жутковатое чувство. Все прекрасно знали характер режиссера - в любой момент эта бомба могла взорваться. - Где гроб? - почти простонал Веймар, оглядев площадку. - Где гроб, я спрашиваю? - Не знаю, - испуганно сказал ассистент и попятился. Через какие-то секунды гроб был спешно установлен на свое место, и актеры приготовились к съемке. Бомба взорвалась через минуту. - Черт тебя побери, Рейнолдс! Какой ты, к черту, актер, если не можешь правильно сказать такую простую фразу?! Рейнолдс замер на месте. Веймар подлетел к нему, как вихрь, остановился и всмотрелся в лицо актера, скрытое маской. Они оба были высокими, но режиссер смотрел на него сверху вниз, и глаза у него сверкали, как у заправской змеи. - Ты что, уже умираешь? - медленно спросил Веймар. - В таком случае лучше будет снять другую сцену, ты не находишь? Но мы не будем этого делать! Мы будем снимать эту сцену, пока ты, Рейнолдс, не скажешь эти слова так, как надо! Сдержав себя от дальнейших криков нечеловеческим усилием воли, Веймар вернулся на место. - Я его ненавижу, - сказал он. - Поехали. Веймар принял только шестую попытку. Наконец, сцена была снята. Предстояло ее продолжение - Кристин должна была сорвать маску с Эрика. Веймар был в смятении. - Пойми же меня, наконец, - жаловался он Сандре вечером того же дня на прогулке по набережной, - я не мог сегодня начать снимать эту сцену. Рейнолдс... Я недоволен своим выбором. Я не знаю, почему я так поступил. Он слишком уравновешенный, спокойный, он не сможет показать именно ту ярость... - Скажи мне, Эд, - спросила Сандра, - почему ты решил снимать этот фильм? Почему именно "Призрак"? - Не знаю, - признался Веймар. - Просто... Просто так вышло. Не знаю, правда, и не спрашивай меня. Это дьявольски сложная вещь и божественно прекрасная. И мне очень тяжело ее снимать. Я до сих пор не написал музыку. - Ты жалеешь об этом? О том, что взялся за книгу? Повисла долгая пауза. Наконец, Веймар медленно растянул губы в ухмылке: - Нет, Сандра. Ни мгновения. И я клянусь, что я сниму этот фильм, чего бы мне это ни стоило. Жизни, души, здоровья, счастья - все равно! - Осторожнее в словах, Эд, - внезапно сказала Сандра. - Прошу тебя, осторожнее... - Нет. Это действительно стоит того, - Веймар вздохнул. - Увидимся завтра, Сандра. Он развернулся и быстро ушел прочь, оставив подругу молча смотреть вслед. Вернувшись к себе домой, Веймар в тупом оцепенении сел за рояль. Тонкие пальцы нерешительно коснулись клавиш - ре второй октавы, соль-диез первой октавы, си первой октавы. И снова - ре, соль-диез, си. Без всякого смысла, без намека на ритм и тем более мелодию, тупо и бесцельно. Ре, соль-диез, си, ре, соль-диез, си, ре, соль-диез... Веймар не заметил, как задремал, склонившись над клавишами... ...Он встал из-за рояля, поняв, что больше не может сидеть дома. Набросив на плечи пальто, Веймар направился на съемочную площадку. Там было тихо, удивительно тихо. Веймар подошел к органу, осторожно коснулся клавиш. Звук был гулким, сильным и каким-то... живым? Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Веймар сел за орган, закрыл глаза и начал играть. Сначала - спокойную, нежную мелодию. Это был летний дождь. Но дождь превратился в грозу с одним мощным аккордом, а с другим - в бурю, в вихрь эмоций и мыслей. Веймар не знал, сколько он играл. Минуты, часы, вечность... Это было неважно. Важно было другое - он ощущал, что это та самая музыка. Музыка, которая только и может звучать в легенде о великом Призраке, об Ангеле Музыки. Последний аккорд, казалось, был криком души. Веймар отдался музыке полностью, и она забрала его. Забрала и разум, и душу, и тело. С трудом встав из-за инструмента, Веймар огляделся. Да... Эта комната вышла именно такой, какой надо. Он прошел по площадке, коснулся гроба, коснулся стен. Прошел на соседнюю площадку, где была изображена гримерная Ла Сорелли. Ему казалось, что он видел это тысячу раз, что это все принадлежит ему, что это реальное, а не декорации. И внезапно он взглянул на себя в зеркало. Нет, он не кричал. И не дышал. Он просто замер, глядя на то, что было в зеркале. Там был не он. И одновременно - он. Его высокая худощавая фигура, его артистические руки. Но лицо не принадлежало ему. Никогда еще Веймар не видел столь правдоподобного лица Призрака Оперы. Казалось, что зеркала не было, и напротив режиссера стоял сам Эрик - без маски. Веймар поднял руку, и отражение повторило его жест. Он коснулся лица и ощутил его - то, каким он его видел. И в тот момент, когда он шагнул к зеркалу и коснулся его гладкой поверхности, невроз и стресс ушли из его души раз и навсегда. Теперь он точно знал, что делать. - Спасибо тебе, Эрик, - с искренней признательностью произнес Веймар. - Спасибо... Он вздрогнул, когда зазвонил телефон. Тряхнув головой, Веймар с некоторым удивлением посмотрел на рояль перед собой, а потом перевел взгляд на раздирающийся мобильный. - Мистер Веймар! Берта Рейнолдса сбила машина! - взволнованно сообщил какой-то знакомый голос. Определенно, кто-то из помощников, но вот кто - это был вопрос. - Сильно? - осведомился Веймар. - Из серьезного только перелом ноги. Но он не может сниматься, - удрученно сказал собеседник. - И не нужно, - Веймар отключил телефон и швырнул аппарат в угол. Не сейчас. Все разговоры - завтра, а сейчас надо писать музыку, пока она еще жива в памяти. Ему не хватало нотных листов. Он спешно рисовал линии на простой бумаге, боясь забыть все, что только что извлек из инструмента. Хаос звуков складывался в сложные мелодии, разные и похожие, именно такие, какие и хотел слышать Веймар в своем новом фильме. Пляшущие точки на бумаге превращались в стройные нотные записи, и Веймар чувствовал себя почти счастливым. Теперь-то работа пойдет, как по маслу... Веймар и Сандра чуть не столкнулись друг с другом, спеша на площадку. - Эдвард! Не поверишь, мне приснился такой странный сон, - поспешно заговорила Сандра, почему-то озираясь. - Хм-м. Наверное, в нем ты нашла пару советов относительно того, как меня успокоить? - Веймар подмигнул ей. Сандра вскинула брови: - Что я вижу! Так ты жив? - Я написал музыку, - многозначительно сообщил Веймар. - И понял, что Эрика должен играть не Рейнолдс. - Эрика должен играть ты, - негромко и серьезно сказала Сандра. - Именно это я и поняла. Веймар кивнул. Только теперь он понял, почему ничего не ладилось, начиная от игры актеров и заканчивая неудачными декорациями. Просто он неправильно пошел с самого начала, не разобравшись в актере и не решившись покопаться в собственной душе. Новость о том, что роль Эрика теперь будет играть вовсе не Рейнолдс, была воспринята с неестественным спокойствием. Казалось, все откуда-то узнали, что была совершена ошибка и теперь ее надо исправить. И узнали, как именно. С этого дня съемки помчались вперед, опережая все графики. Каждая сцена снималась с первого раза, актеры, казалось, жили своими героями. Веймар был вездесущ - не успев толком снять грим с лица, он уже критически просматривал отснятый материал, потом стремился послушать игру оркестра, поговорить с актерами, и при этом успешно скрывал от общественности тот факт, что он сам снимается в собственном фильме. Преображение коснулось всех. Актеры, исполнявшие роли директоров, поменялись местами - и "Странному поведению английской булавки" аплодировала вся съемочная группа. Звезда, приглашенная на роль Карлотты, решительно забыла все уроки вокала - и ее пением были очарованы все. Создателям декораций приходили в голову все новые и новые идеи - и никто не остался равнодушен к поразительно реалистичным подвалам оперного театра. Веймар выглядел счастливым. Никогда еще съемочный процесс не шел так легко, как в этот раз. И каждый вечер, объявляя законченным очередной рабочий день, он молча благодарил таинственного Призрака Оперы за его незримую помощь. Впрочем, Веймар не знал одного. Не только он каждый вечер вспоминал свой необычный сон. Впрочем, как мог режиссер догадаться, что Дайен заглянула в голубые глаза Кристин Дааэ и прочитала в них все мысли юной девушки... или хотя бы то, что Мэри Стилл лично услышала таинственный голос из пятой ложи и теперь ее собственный голос звучал с огромным достоинством, когда ее героиня рассказывала новым директорам о Призраке. Действительно, откуда Веймару было знать, что каждый, уходя со съемочной площадке, неслышно благодарил своего невидимого помощника? - Скажите, как вам удалось так быстро завершить съемки? - голос молоденькой репортерши звучал, как циркулярная пила. - Удачное стечение обстоятельств, - ответил Веймар. - Но вам, наверное, больше понравится, если я скажу, что это мистика? - Почему бы и нет. В титрах не фигурирует имя актера, сыгравшего главную роль, это какой-то секрет? Или рекламный ход? - Он просто не захотел, чтобы его имя узнали. Вот и все. Это его желание. - Скажите, господин Веймар, как же вы снимаете блокбастеры? Эдвард Веймар вымученно улыбнулся: - Я не снимаю блокбастеров...