|
Название: Я хочу верить… Автор: Lenusya
Выйдя из воды, Мэг кинулась осматривать это странное помещение. Никогда прежде она не задумывалась о том, что происходит в подвалах оперы. Великолепие этого зала впечатлило ее, но осматривать его достопримечательности не было времени: она стремилась найти нечто более дорогое, - Призрака.
Мой замысел был прост и дерзок. Я был заранее уверен в успехе. Оставалось лишь сыграть свою роль в опере… Рауль до невозможности предсказуем. На это и опирался мой расчет. Уверенный, что он замыслит какую-нибудь пакость, я учел все пути отступления. Я и раньше эффектно испарялся в воздухе под самым его носом, но теперь… теперь мне предстояло исчезнуть вместе с драгоценной ношей! Кристин должна была понять, что со мной она в безопасности. Это был особенный день… должен был быть особенным. Исполняя партию в Моей опере, Кристин заслужила нечто большее, чем розу: брильянтовый цветок на свой нежный пальчик. Это был действительно достойный подарок. В иной ситуации она, возможно, приняла бы его. Но в сложившихся обстоятельствах мне предстояло использовать все возможности, чтобы убедить ее в своей любви и преданности. Единственным моим оружием оставался голос, ибо я не мог применять иную силу в отношении Кристин. Я вложил в эту песню всю душу, но она отвергла ее, сорвав маску с моего лица. Она все-таки отвергла… Хотя в ее глазах светилась нежность, жалость и … любовь. Я почти был в этом уверен. Итак, она все еще сомневалась, что хочет быть со мной по собственной воле. Мне было необходимо убедить ее в этом. Необходимо было оказаться с ней наедине. И мы исчезли. Уже в подземелье она начала рыдать и вырываться. Я силой затащил ее к себе в логово. Заставил переодеться в подвенечное платье и смириться с судьбой. Пришел Рауль, распустил нюни. Я впустил его и заманил в свою ловушку. Теперь все зависело только от Кристин… Но она слишком добра, чтобы дать умереть другу детства. Почему у меня никогда не было друзей в детстве? У меня вообще не было детства! Я родился тогда, когда обрел свободу! Твоя мать подарила мне свободу… Сначала она меня жалела. Я заметил это еще тогда, когда впервые убил! Твоя мать простила мне убийство старого цыгана. Она иногда навещала меня в подземелье. Приносила книги, свечи, одежду, еду. Когда я окреп и перестал бояться, что меня вновь будут искать, я стал сам подниматься на поверхность. В основном по ночам… Когда на улице пусто и луна так причудливо искривляется в лужах, точно мое отражение в зеркале… Все, что мне было необходимо, я крал. Деньги тоже. Хотя они мне и не были нужны. Я крал их ради забавы. Я все равно ничего не мог на них купить! Любой торговец убегал прочь при виде моего лица. Тогда я вспомнил о маске… Но время шло. Я повзрослел. Твоя мать стала опасаться меня из-за той мнительности, что овладевает девицами в определенном возрасте. Хотя видит Бог, она меня совершенно не интересовала… Но я остался в гордом одиночестве. Я пристрастился к искусству. Я начал воровать книги! И это были не те детские книжки, что приносила мне твоя мать. Это были Книги с большой буквы! Механика, медицина, философия, география, книги об искусстве… Я читал и многому учился. Затем начал применять свои знания на практике. Мне нравилось создавать все новые и новые ловушки в своем подземелье. Некоторые из них были безобидны, но большинство все же… Хм… Но моей единственной страстью по-прежнему оставалась музыка. Я любил слушать оперу! Но до моего подземелья долетали лишь жалкие обрывки! Тогда я стал сочинять сам. Музыка завладела моей душой! Но носить все эти прекрасные сочетания в голове было невыносимо! Я создал орган. Когда я его проектировал, мне приходилось чаще бывать на поверхности, притом не только по ночам. Все эти мои скитания не остались незамеченными. Тогда и возникла легенда о Призраке оперы. Я все чаще стал слышать эти слова. Обычно их произносили шепотом. Но я их слышал! Я слышал те небылицы, которые придумывали полупьяные актеры. Я им мерещился везде! Я стал для них синонимом страха! И это мне льстило. Однако эти слухи вызвали интерес ко мне. Меня стали преследовать. Пытались ухватить за плащ в темном коридоре. Пытались проследить за мной… Тогда и пригодились мои ловушки… Я всегда слышал шаги за спиной и специально заводил любопытных в самые опасные места. Постепенно я осознал, что моим излюбленным оружием стало «магическое лассо». Злоумышленник, пытающийся нарушить мой покой, словно игрушечный болванчик дергался в петле в последние секунды жизни. Это было так забавно. Лассо стало моей любимой игрушкой! Но время шло. Я почти обрел покой: занимался музыкой в моем непоколебимом одиночестве. По ночам обходил свои владения, изучая ловушки. Постепенно я расширил круг владений. Стал обходить гримерные, репетиционные залы, гулял ночами по просторным коридорам. Теперь это была Моя Опера! Мне, как владельцу, захотелось не только слушать оперу, но и смотреть. И я имел на это право! Я давным давно выяснил, что один из многочисленных тайных ходов ведет в пятую ложу. Через этот тайный ход можно было проникнуть на представление незамеченным. Необходимо было только, чтобы ложа оставалась пустой… Пару раз я заказывал ее на те деньги, что некогда украл… Но платить за то, что уже принадлежит тебе было смешно! Тем более, однажды, меня опередили, заказав ложу номер 5. О, этот вечер те бедные зрители запомнили надолго! Но это было просто баловство. В ту же ночь я как обычно обходил свои владения, когда неожиданно наткнулся на мадам Жири, разгуливающую по коридору со свечей в руке. Она определенно искала меня. После этой встречи моя жизнь изменилась навсегда… Это была уже совсем не та девочка, которая спасла меня много лет назад. Это была замужняя женщина, строгая, требовательная мать. Но со мной она вела себя иначе. Она испытывала некоторое благоговение ко мне, почти суеверный страх. В ее речи чувствовалось глубокое уважение… Она предложила мне весьма хитрый план, осуществление которого не имело для меня никакого труда. Мы заключили некий договор. - Месье, - сказала она. – Я знаю, это вы выставили сегодняшних посетителей из пятой ложи, нанеся им многочисленные травмы. Я знаю, эта ложа приглянулась Вам. Предлагаю Вам окончательно закрепить ее за собой, а также еще некоторые привилегии. Месье, о Вас давно ходят слухи, люди поверят чему угодно, если Вы припугнете их… Если Призрак оперы повелит оставлять для него каждый вечер ложу номер 5 пустой, директора будут вынуждены это сделать. Особенно, если Вы пообещаете некоторые неприятности иным посетителям ложи… - Почему Вы мне это предлагаете? – спросил я. А она, немного потупив взор, тихонько сказала. - Деньги, месье. Мне нужны деньги… После смерти мужа я боюсь потерять и дочь… - Но чем я могу Вам помочь? У меня нет денег… - Эта вторая привилегия, месье. Вы потребуете у директоров еще и жалованье… часть которого будете отдавать мне… - Я отдам Вам все. Мне не нужны деньги. - Сейчас не нужны, - сказала она пророчески. – Но настанет время, когда они остро Вам понадобятся… На следующее утро директора оперы нашли на столе странный конверт от Призрака оперы, в котором содержались исправленные инструкции к управлению Моим театром. Конечно, сначала они восприняли это как шутку. Но твоя мать была весьма убедительна. Ее рассказ, правда, не подействовал на них должным образом… Тогда мне пришлось подвесить пару проходимцев. После этого уже мало кто сомневался в моем могуществе. Прошло еще три года. Я окончательно примирился с жизнью в подземелье. Уютно обставил свою пещерку… Вечера проводил в тишине, которая шептала мне новые и новые мотивы… Это было прекрасно, казалось время текло незаметно. Казалось, я обрел покой. Я уже улыбался смерти, единственной своей подруге, которая всегда была рядом со мной… Я хотел оказаться в ее цепких объятьях и больше ни о чем не думать, а лишь покоиться… Я лелеял эту мечту и ждал ее с нетерпением, пока в один прекрасный момент в полной тишине не услышал робкие детские слезы. Это было так трогательно, словно плакала моя душа. Слезы падали мне на сердце. Его стало невыносимо жечь. Словно этот камень проснулся, его оболочка треснула и из нее вырвалось адское пламя… Во мне проснулся тот юноша, что так глубоко был мною запрятан. Я, не помня себя, бросился к часовне, ведь именно оттуда доносился этот тихий плачь. До сих пор не могу понять, как его услышал… Я притаился за витражами. Тусклая свеча еле освещала это милое создание. Но свет, отражаясь в витражах, причудливо играл на ее лице. Я увидел ангела. И понял, что больше на хочу смерти, я хочу детей… Сказал это и сам себя возненавидел… Я понимал, что мне никогда не придется испытать такого счастья… Но этот ребенок, эта милая девочка… это было моим наказанием. Я был рядом, мне хотелось ее успокоить, но сделай я шаг, она бы меня испугалась. Впервые я проклинал себя. Я винил себя за свое уродство… Я тихо плакал вместе с ней… Она встрепенулась, стала озираться по сторонам. Она меня услышала! Но тут вошла твоя мать. - Здесь кто-то есть! – прозвучал в тишине ангельский голосок. - Тебе показалось, дитя мое, - напряженно сказала твоя мать и бросила острый взгляд в мою сторону. И она поспешила увести это небесное создание. А я так и остался плакать за витражами. Этой же ночью я заметил значительные изменения в своих владениях. Озеро более не казалось мне таким умиротворяющее прекрасным. Стены пещеры давили на меня точно стены тюрьмы. Это и была тюрьма, узником которой сделал себя я сам! Я задыхался. Я не мог находиться более в этом ужасном месте. Меня несло куда-то вверх, к свету, к жизни. И я повиновался этой своей тяге! Меня тянуло к маленькой, ранее заброшенной комнатке… И это была комната моего ангела. Я молча смотрел сквозь секретное зеркало. Такое зеркало было одно во всем здании оперы, и оно оказалось именно в этой комнате! О, я был безгранично счастлив! Это была не просто тщательно замаскированная дверь в мое логово, это была дверь в мою душу! Я мог часами стоять у этого зеркала и наблюдать за этим чудесным ребенком. И на душе становилось так легко и тепло, как не было никогда прежде… В один из дней, когда я в очередной раз стоял за этой потайной дверью, в комнату с моим нежным ребенком впорхнула и ты. Ты была совсем еще маленькой, но задала очень серьезный вопрос, который меня насторожил: неужели, Кристин, ты действительно думаешь, что отец пошлет тебе Ангела Музыки? Эти слова легли мне на сердце нежными лепестками розы и залатали в нем все трещины былой злобы. Теперь я знал все, что хотел когда-либо знать! Во-первых, имя – Кристин, такое светлое и искреннее имя! Во-вторых, Ангел Музыки! Я был Ангелом Музыки. Точнее я мог стать им для нее. Я сделал бы что угодно, чтобы вырвать это чудное существо из грязных лап театральной жизни, с ее извечными предательскими намерениями под действием крепких напитков. Я сделал бы что угодно! И вдруг я понял, что Кристин не была моим наказанием, она была послана мне небом, чтобы спасти остатки моей души! Впервые у меня появился шанс сделать что-то хорошее. И я решил: буду учить ее, заменю ей отца, друга и стану ее Ангелом Музыки… Прошло несколько мучительных дней, прежде чем я решился заговорить с ней. Я тщательно готовился. В моем убежище появились зеркала… Я всегда их ненавидел, но теперь мне хотелось быть привлекательным, даже симпатичным. Я заменил свою черную маску на белую, менее заметную. Я перестал красть одежду. Хотя, как и прежде примерял ее по ночам в мастерских, теперь я оставлял за нее деньги. Я стал более требователен к еде. Я ощутил жизнь. И этой жизнью была Кристин. Она олицетворяла все мои несбывшиеся надежды. Мне хотелось, чтобы она была счастлива… А она сидела в своей маленькой комнатке такая маленькая и несчастная. Она снова плакала. И я решился… решился ее успокоить. Я стал петь ей колыбельную песню… Она вздрогнула, прислушалась, вытерла слезы… Ее личико просияло. - Ангел Музыки, это ты?! А я продолжал петь. Я пел, пел и не мог остановиться, видя, какой эффект производит на нее мой голос. Затем я отправил ее спать, сказав, что нужно быть хорошей девочкой, чтобы я пришел снова. Это была уловка, я хотел знать, что она будет делать! Но она мигом кинулась к постели и залезла под одеяло… Это было так трогательно. Кристин хотела, чтобы я приходил к ней! Я пожелал ей спокойной ночи и чуть приоткрыл дверь. Из-за сквозняка свеча потухла, окончательно уверив Кристин в моих сверхъестественных способностях. Затем начались уроки. Я старался проводить их в разных местах, чтобы у нее создалось впечатление того, что я всюду с ней. Впрочем, так оно и было. Я старался быть в меру строг. Поощрял ее успехи, указывал на недостатки. Я всегда знал: она способна на большее. За эти десять лет, на моих глазах раскрылся талант, каких мало на земле. Даже моя мать не имела такого чудного голоса как Кристин. Мать всегда была для меня идеалом, хоть она и не любила меня. Кристин, Кристин… На одной из репетиций новой оперы, когда я видел, как Кристин танцует в массовке… Моя Кристин и в массовке… Как могли быть слепы все вокруг. Как могли не замечать того, как прекрасна Кристин. Как мог я не замечать. Я понял, пора положить этому конец. Пора покончить с господством авторитета Карлотты на сцене моего театра. Сказано – сделано. И вот уже задник летит прямиком к примадонне. Но за всеми этими стараниями я упустил одно важное обстоятельство, - моя Кристин провожала взглядом молодого виконта… Если бы я видел… задник бы упал совсем в другом месте… В начавшейся панике Буке, как всегда обвинил Призрака оперы. И, боже мой, Кристин испугалась. Она испугалась меня, хоть и не знала, что это я… Отныне Буке стал моим врагом, а дело мести – лишь вопросом времени. Он и раньше совал нос на мою территорию, но занятый Кристин я не обращал на него внимания. Однако месть можно отложить. А сейчас просто радоваться триумфу Кристин… Она была великолепна! И публика признала ее талант! Повсюду кричали «Браво!». Кристин была истинным открытием. Я был очень горд. Я был горд за нее, за себя, за нас… Да! Именно тогда впервые промелькнуло слово «Мы». Хотя я еще и не отдавал себе в этом отчета. Я как обычно ждал Кристин в ее комнате, чтобы поздравить с успехом. Твоя мать передала ей розу от Призрака оперы, сказав: он тобой доволен. Кристин, взяв ее, смотрела как-то потеряно. Она сидела у зеркала и теребила нежные лепестки… я потерял дар речи. Я готов был смотреть на эту идиллию вечно. Но она была нарушена этим наглым юнцом. Я смотрел, как они разговаривают, смеются, и ревность впервые прожгла меня насквозь. Лишь тогда я понял, что Кристин уже давно не та маленькая девочка, я понял, что меня тянет к ней совсем по-другому. Я понял, что люблю ее… И был почти уверен, что она меня тоже любит… Кристин казалась мне тем единственным человеком, который сможет меня полюбить… разглядеть во мне мужчину, а не чудовище… Тогда я решил предстать перед ней таким, какой есть. Дождавшись пока виконт наконец покинет комнату моей богини, я осторожно повернул ключ в замке… Вернувшись к зеркалу я забеспокоился: Кристин не было видно. Оказалось, она переодевалась. Я заметил ее манящий силуэт за ширмой… и затаил тяжелое дыхание. Когда она вышла из-за ширм, я приоткрыл тайный вход. Поток ворвавшегося воздуха потушил свечи, создав элемент сверхъестественной неожиданности. Кристин кинулась к двери. Но я начал разговаривать с ней… Я прекрасно знал, как она подчиняется моему голосу, я очаровывал ее. Заинтригованная и смущенная, она сама попросила меня появиться, и я не заставил ее долго ждать. Я подал ей руку, и она приняла ее… Используя некоторые известные мне фокусы, я заставил ее поверить, что она проходит сквозь зеркало. Затем, при помощи тех же фокусов я провел ее темными коридорами, но ей они казались освещенными тысячами свечей. Я видел, как она вглядывалась в мое лицо, но не видел и тени страха, - лишь восхищение. Когда мы плыли по подземному озеру, мы пели. Наши голоса сплетались под сводами пещеры воедино. Все вокруг было наполнено нами. Кристин пела в таком экстазе. Она была неподражаема! Она пела для меня! Приплыв к моему логову, я показал ей все свои владения. В заключение подвел ее к восковой кукле в подвенечном платье. Увидев свое лицо, Кристин упала в обморок. Я подхватил ее. О, что творилось в этот момент в моей душе. Я был безгранично счастлив. Отнеся ее на кровать, я задернул занавес, чтобы свет свечей не нарушил ее сон. Она была прекрасна. Ангельски прекрасна! Ночью я не мог уснуть. Несколько раз подходил взглянуть на нее… На меня нашло вдохновение. Я принялся писать музыку. Ночь пролетела незаметно. Я был в приятном забытьи, и очнулся от грез лишь тогда, когда услышал, как моя Кристин что-то напевает. Я оглянулся. Она подошла. Нежно прикоснулась ко мне. Я полностью отдался ласкам ее рук, потерял бдительность. И тут она сняла с меня маску… Я вспылил. Я накричал на нее. Я ее толкнул! Я толкнул мою Кристин. Злость бродила во всем моем существе. Сейчас мне кажется, что именно после этого проявления слепой ярости Кристин стала меня бояться. Я сам разрушил свое счастье. Но пойми, Мэг, сорвав с меня маску, она не просто обнажила мое лицо, она обнажила кусок моей уродливой души. Кристин могла полюбить меня, если б не видела этого олицетворения кошмара. Она никогда не должна была видеть моего уродливого лица! До сих пор не знаю, чего она испугалась больше: лица или проявления ярости? Пытаясь загладить свою вину перед ней, я старался отвлечь ее от тягостных размышлений, а для этого необходимо было позаботиться о ее карьере. Несмотря на ее потрясающий голос, менеджеры по-прежнему предпочитали Карлотту. Моя цель была ясна – расставить все по своим местам. Директора не вняли моим указаниям, и решился поставить их на место. Что я и сделал во время «Il Muto». В тот раз мне удалось справиться сразу с двумя делами… Хм. Бедный Буке. После его коронного выпада с петлей на шее все не на шутку испугались. Рауль воспользовался ситуацией и поспешил к Кристин. Если бы на его месте мог оказаться я… Когда они были на крыше, Кристин рассказала ему обо мне. Он обозвал ее сумасшедшей! Сказал, что Призрак оперы всего лишь миф! Если бы он знал, что этот Миф стоял там же на крыше, невидимый никому, но видящий все! Сначала меня забавляло, как мой ангел описывал меня. Мне было приятно слышать это от нее, мне было не важно, что ее слова обращены другому… Когда они начали говорить о своих желаниях я прислушивался и не верил своим ушам! Моя Кристин признавалась в любви, признавалась в любви другому! «Скажи, что любишь, вот все о чем прошу…» как я мечтал услышать это от нее… Я думал, она предала меня потому, что молодой виконт заморочил ей голову. Он был красив, и я ему дико завидовал. Ревность жгла меня все сильнее и сильнее. Я его ненавидел. Мне казалось, что он – единственная проблема, мешающая нам с Кристин воссоединиться. Я понял, что снова должен очаровать ее. А единственным моим оружием была только музыка. Я отдался ей целиком и к новому году была готова новая опера! «Триумф Дон Жуана» должен был стать моим триумфом! Но тут я узнаю о тайной помолвке Кристин и Рауля. Там во время маскарада Кристин потянулась ко мне, и я понял: еще не все потеряно! Просто убить Рауля было недостаточно. Оплакивая его, Кристин возненавидела бы меня. Мне необходимо было просто поговорить с ней. Я стал следить за ней. Но за ней хвостом всегда увивался этот виконтик. Однажды мне представился великий шанс. Кристин ранним утром отправилась на могилу отца. Рауля с ней не оказалось. Я обезвредил извозчика и занял его место. Высадив Кристин у ворот кладбища, я скрылся из видимости. Пока она бродила между могил, я без труда нашел склеп Густава Даае и притаился. В нужный момент я начал петь, призывая мадемуазель Даае к себе. Она поддалась, но в этот момент прискакал вездесущий Рауль, опять нарушив мои планы. Из-за слепой ярости я был невнимателен во время поединка и был повержен. Он чуть не убил меня, но Кристин, моя Кристин, его остановила! Когда они ускакали, я понял, что уже ничто не остановит меня от убийства этого де Шаньи. Я знал: Кристин будет со мной, - и не важно как, по своей воле или нет! «Триумф Дон Жуана» был последней картой в моих руках. И я должен был выиграть. На кону стояла жизнь, но Кристин была для меня дороже. Мадам Жири отговаривала меня, но я ее не слушал! Итак, после чудесно спланированного исчезновения, мы с Кристин оказалась в моем подземелье. Рауль оказался в ловушке. Кристин оказалась перед выбором… Она не могла обречь друга детства на смерть и выбрала меня. Как она могла подойти так близко к такому чудовищу? Она меня поцеловала… понимаешь, поцеловала… Меня никто никогда не целовал, даже мать родная. Она сбрасывала с меня маску и убегала в слезах. Когда Кристин подарила мне поцелуй, он был искренним. Она вообще не умеет лгать. Я ее так воспитал… После этого поцелуя я понял, что люблю ее всем сердцем и не могу принуждать к чему-либо против воли… Ах, Кристин… Я отпустил их… Я облегчил ее участь… Она вернула мне кольцо… Вот оно… Мэг, прошу тебя: передай это кольцо Кристин после моей смерти. Знай, это случиться очень скоро… Сейчас мне остается только ждать смерти и любить Кристин… - А музыка? О какой смерти вы можете говорить, маэстро, когда у Вас есть музыка! - Нет Мэг, я больше ее не слышу. Она покинула меня вместе с моей Кристин… Душа моя всегда будет с моим ангелом, всегда будет охранять ее… Может после смерти я действительно стану для нее Ангелом Музыки, буду являться ей бесплотным голосом, будто никогда и не существовало бедного Эрика… - Эрик, месье? Вас зовут Эрик? - Эрик умер! Умер еще в глубоком детстве! Возможно, даже никогда и не рождался, а был лишь созданием больного разума… Меня давно никто не называл по имени… Даже Кристин не знала как меня зовут на самом деле. Но она должна знать! Я напишу ей прощально письмо, которое ты передашь ей после моей смерти вместе с кольцом… Завтра я передам тебе это письмо… Хотя как я его напишу? Охотники разорили логово зверя. Ступай, пока тебя здесь не нашли… - Но Эрик, я не могу оставить Вас одного в таком состоянии. Вы еле держитесь на ногах. Я останусь здесь и помогу Вам. - Нет. Спасибо за маску, так я чувствую себя человеком. Но спасти меня уже не возможно: я умираю от любви… - От несчастной любви есть средство – новая любовь. Я могла бы… - Нет! Никогда! Я не предам Кристин! Уходи, уходи, пока не поздно! Твоей смерти мадам Жири мне не простит. Убирайся! Оставь меня! И никогда не возвращайся! Я сам передам кольцо… Забудь все, что я тебе сказал. Убирайся! Берегись Призрака оперы! – крикнул он и, схватившись за сердце, бросился в глубь пещеры. - Эрик, стойте! – слова Мэг раскатились под сводами подземелья. Но тот, кому они были адресованы, не хотел их слышать. Так ничего и не добившись, Мэг вернулась на поверхность. Мать заметила некоторую отрешенность в ее взгляде, но не придала этому значения, - в этот вечер все сильно перенервничали. Пожарные давно потушили остатки былой роскоши зала. Все деревянные элементы сгорели, оставив вместо себя лишь горстки пепла. Черные стены мрачно давили. Некогда роскошная гигантская люстра теперь представляла собой жалкое зрелище. И лишь магически уцелевший кусок из оперы «Триумф Дон Жуана» приковывал взгляды. Он уцелел лишь потому, что был придавлен тяжелым куском стального украшения, однако казалось, что он один сопротивлялся безутешной стихии, пытаясь сохранить тайный смысл написанного текста. Строки «Past the point of no return, The final threshold – The bridge is crossed, so stand And watch it burn… We've passed the point of no return…» были сущим издевательством, но говорили о многом и о многом заставляли задуматься. Бывшие владельцы, осматривая пострадавшее помещение, пришли к выводу, что восстанавливать его бесполезно. Театр умер. Тоска завладела этим храмом Музыки. Лицедеи передвигались с неимоверной осторожностью, их лица были сосредоточены. В театре мало разговаривали. И уж тем более перестали петь. В жилых помещениях по-прежнему было душно от дыма, но другого дома у актеров не было. - Мам, нам придется уехать? Здесь оставаться больше смысла нет. Мы уедем завтра же? Поскорее бы покинуть это проклятое место! - Мэг, мы уедем, но как же Кристин? Что если она вернется? Ей некуда идти! Да и нам некуда… Я не могу просто так покинуть это место. Здесь прошла вся моя жизнь и, надеюсь, здесь она и закончится. - Мама, не говори так! Нам не зачем здесь оставаться! А что до Кристин, то теперь она будущая жена виконта де Шаньи и нам о ней незачем беспокоиться. Мы должны о себе подумать. - Откуда ты знаешь о Кристин? Где она? Она в порядке? - Он ее любит! И он отпустил ее… - И Мэг ехидно взглянула на мать, ожидая ее реакции. - Ты разговаривала с ним? Его не нашли? Он в порядке? Что с ним? - Определись, наконец, за кого ты волнуешься! – и после некоторой паузы Мэг добавила. - Ну ладно, скажу. Эрика не нашли. И хватит расспросов. Пора спать. Завтра нам предстоит тяжелый день. Хотя, вряд ли может быть что-то тяжелее сегодняшнего… - Да, ты права дорогая. Нам необходимо уехать. Отправляйся спать. А я начну собирать вещи. Когда Мэг ушла, мадам Жири прилегла на кушетке. Мысли роились в ее голове. Она почувствовала облегчение: он отпустил Кристин. Мадам Жири знала, как сильно он любил, и понимала, чего ему это стоило. Но такой финал казался наиболее приемлемым. Однако Кристин… Хотела ли она, чтобы он отпустил ее? Да, Рауль окружит ее заботой, и только. Он не даст ей надежду, не даст и веру, и, скорее всего, лишит ее самого главного – музыки. Будет ли она с ним счастлива? Ах, Кристин… В дверь тихонько постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату скользнула тень. - Я пришел попрощаться и просить Вас о последней услуге, - сказал Призрак и тяжело вздохнул. Глядя на этого мирного гения, мадам Жири уже не узнавала в нем того безумца, который готов был сделать что угодно, чтобы Кристин осталась с ним. Она помогла Раулю лишь из опасения за жизнь своей воспитанницы. Упрекать Эрика в чем-то она не имела права. Он очень сильно изменился: куда-то делась вся его дерзкая уверенность, которой он поразил всех зрителей и актеров в сегодняшней постановке «Триумфа дон Жуана». Глаза потускнели. Эти яркие огоньки жизненной стойкости теперь были лишь обычными человеческими глазами. – Передайте это письмо Кристин… Я знаю, Вы еще встретитесь, но мне не суждено ее более увидеть. Распоряжайтесь моим имуществом как захотите. Это единственное, чем я могу отплатить Вам за все, что Вы для меня сделали. Прощайте. - Стойте, Эрик. Скажите, почему Вы отпустили Кристин? – спросила с участием балерина, а в душе ей хотелось сказать совсем другое. Но выражать ему слова похвалы за сыгранную роль теперь уже не было смысла. Ах, как жаль, что он уже не тот маленький мальчик, который так легко и уверенно разговаривал с ней, поражая ее своими восхитительными способностями. Как жаль, что судьба обошлась с ним так несправедливо. И, наконец, как жаль, что все его искренние старания прошли впустую. - Я люблю ее… Она заслуживает свободы. Более того, она заслуживает красоты!.. - Это благородно с Вашей стороны. Вы ее действительно любите! Прощайте! Я передам ей Ваше послание. – Прощание получилось каким-то натянуто официальным. Призрак ушел, а мадам еще долго смотрела на странный конверт с печатью Фантома. Похоже, он писал кровью. Спустя пять лет Кристин де Шаньи преодолела страх и решила отправиться к зданию театра разыскать Мэг и мадам Жири. Эти последние несколько лет она ощущала ужасную тягу к зданию оперы: несмотря на старания Рауля, она по-прежнему чувствовала себя одинокой. Ей казалось, что только в стенах театра она может жить. Но, понимая, что театра больше нет, стремилась вернуть себе хоть ту его часть, что некогда поддерживала ее в трудную минуту. Кристин было ужасно стыдно, что все это время она не давала о себе вестей. Но все это было продиктовано лишь из соображений безопасности. Страх парализовал ее. Страх сковал и Рауля. Страх почти до неузнаваемости изменил лицо виконта. Он постарел. У него появились седые волосы. Но не это беспокоило Кристину. Ее ночным кошмаром стало то, что она читала в глазах Призрака, когда уплывала на лодке с Раулем. Тогда ей казалось, что она поступила правильно, но потом… Серые будни уничтожили влюбленность. Осталась привязанность, привычка. Да, Рауль любил ее, но стоило ли платить такую цену за ее любовь? Она медлила с ответом, при этом, думая только о нем. Она давно перестала думать о себе и тщательно заглушала все подобные мысли… Вот и сейчас она зачем-то размышляла о достоинствах Рауля, когда пробиралась к комнате мадам Жири. Постучавшись, Кристин открыла дверь. В комнате никого не было. Не было и милых сердцу вещей, некогда украшавших эту комнату. Растерянно оглянувшись, Кристин присела на одинокий стул возле окна. Светило осеннее солнце. День был ясным, но каким-то унылым. Просидев у окна около получаса, девушка поднялась и направилась к выходу. В полной тишине она почти дошла до былого шикарного оперного фойе, как вдруг ее что-то потянуло в свою комнату. Кристин робко приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Все в комнате было умиротворенно тихим. Многих вещей не хватало, должно быть их растащили актеры, когда переезжали в другое место. Обезличенную же мебель оставили гнить в этом сыром от прохлады месте. Тайный ход был приоткрыт. Оттуда веяло холодом. Кристин еще шире отодвинула зеркало и заглянула в темный тоннель. Слой пыли на полу не был потревожен, значит, здесь давно уже никто не появлялся. Закрыв потайную дверь, графиня де Шаньи уселась за туалетный столик и оглянулась по сторонам. Ее родная комната, в которой она прожила столько лет, теперь казалась ей совершенно чужой. Она потеряла в этой комнате последнюю надежду, и от того тихонько заплакала. Она плакала безутешно, полностью отдаваясь своей печали. Горячие слезы ручьем спускались по лицу, принося душе облегчение. Это плакала ее душа. Все эти месяцы юная графиня скрывала свою печаль даже от самой себя, и сейчас она вырвалась наружу, угрожая смыть преграды и для других чувств. Душа пела спустя многие месяцы молчания… Когда Кристин очнулась от своих размышлений о прошедших годах, в комнате было уже темно. Застав себя за странным занятием (она смотрела сквозь свое отражение в тайном зеркале), девушка вздрогнула. Зачем она вообще пришла сюда? Ответ ужаснул ее, но, прежде чем она успела это осознать, послышался слабый шорох. Он доносился из-за тайной двери. Определенно оттуда! Позабыв сомнения и страх, Кристин смело шагнула к зеркалу. Сердце бешено колотилось от волнения. Нажав на тайный механизм, она приготовилась увидеть его… но там никого не было. Лишь крупная крыса пробежала мимо шелкового подола. Кристин вскрикнула и окончательно очнулась от размышлений. В темноте все предметы приобретали какие-то иные, более живописные очертания. Оглянувшись по сторонам, графиня вздохнула: ничто уже не впечатляло ее в этой комнате, все было лишним, несуразным и убогим. При выходе из комнаты лишь одна вещь вызвала в ней сожаление: огромное зеркало в резной раме, именно в нем отразился ее грустный прощальный взгляд. Оставалось еще одно место, которое Кристин обязательно должна была посетить. Спускаясь по знакомой дорожке в часовню, Кристин ловила себя на мысли, что ее совсем не пугает темнота. Этот путь она могла бы преодолеть даже с закрытыми глазами. Добравшись, наконец, до часовни, она робко отворила дверь. Здесь было как всегда светло. Благодаря стараниям мастеров, проектировавшим здание, система освещения здесь, в часовне, была такой, что даже глубокой ночью за витражами сиял магический свет. Это место всегда казалось Кристин волшебным. Вот и сейчас она с некоторым почтением вошла в этот малый прохладный зал. Здесь было по-прежнему спокойно, казалось, время обошло этот уютный уголок стороной. Все те же милые образа, знакомые портреты, свечи… лишь свечи сейчас не горели. Кристин преклонила колени перед портретом отца. Он немного потускнел от пыли. Она бережно взяла его, слегка дунула и протерла изображение платком. Когда она собиралась поставить портрет на место, из-за рамки выставился кусочек белой бумаги. Кристин достала его и прочитала знакомые буквы. «Кристин, мы съехали из театра. Если ты сейчас читаешь это послание, значит ты вернулась. Ты можешь найти нас по указанному на обороте адресу. Целуем. Жири» От этой маленькой записки на душе стало так легко и тепло: магическая часовня вновь сотворила чудо! Тускло освещенные улицы, темные переулки, бездушно запертые двери, - все это давно престало пугать впечатлительную Кристин. Она летела навстречу судьбе. Ей хотелось поскорее увидеть Мэг и мадам Жири. Ей нужно столько всего им рассказать, и, главное, послушать, что они скажут. Любопытство вновь завладел ей. Хотелось объять необъятное, изучить весь мир, узнать правду о нем. Конечно, эту мысль она пыталась отогнать от себя, все вновь и вновь повторяя как заклятье все достоинства Рауля. Конечно, она спросит о нем ненароком, чтобы никто ни о чем не заподозрил. Они наверняка знают хоть что-то. Отчасти Кристин боялась услышать плохие вести. Ведь тогда, уплывая с Раулем, она оставила Призрака одного на растерзание куче бушующих охотников. Это не давало ей покоя, никогда не даст. Найдя нужный ей дом, Кристин остановилась. Дом находился не в самом лучшем районе Парижа, но и не в самом дурном. Он походил на те многие дома, что так часто встречаются на периферийных улицах. Немного вкуса, немного строгости. Но этот дом отличался от остальных, стоящих на этой же улице, тем, что излучал какую-то чистоту. Эти светлые занавески на окнах, цветы, огибающие стены здания, и, главное, - музыка, доносившаяся из окна… Кристин нетерпеливо позвонила в дверной колокольчик. Музыка прекратилась. Послышались тихие шаги. Затем звук лязгающего железа, - и вот, дверь отперта. На пороге стояла мадам Жири со свечей в руке… Она по прежнему была прекрасна. Ее статная фигура балерины и спустя десять, двадцать, тридцать лет будет выглядеть так же величественно. Ну а глаза… морщины совершенно незаметны, если лицо озаряет улыбка. - Кристин! Неужели это ты? Как я рада тебя видеть, девочка моя! Где ты была все эти годы? Да что это я тебя на пороге-то расспрашиваю! Проходи, проходи скорее в дом. Они вошли в уютную прихожую, стены которой были украшены всякой театральной бутафорией. Этот мир всегда привлекал Кристин, и, очутившись в нем снова, она ощутила ребяческий восторг. Дом обдавал душевным теплом, здесь можно было находиться часами. Сидя за чашкой чая в гостиной, они успели поговорить о многом. Оказалось, Мэг пару лет назад удачно вышла замуж и теперь является весьма почитаемой дамой в обществе. Мадам Жири преподает частные уроки танцев, и готова заняться воспитанием Кати, дочери Кристин, но только через два года, когда ей будет шесть и ножки будущей плясуньи окончательно окрепнут. Они весело смеялись, вспоминая о прошлом, пока мадам Жири не задала строгий вопрос: - Ты действительно думаешь, что сделала правильный выбор? Кристин, ты счастлива с Раулем? - Он добр, нежен, ласков, он любит меня и он мой муж… - Кристин, не обманывай себя. Меня ты и так не проведешь. Я вижу… Твои сомнения вновь привели тебя в театр? Расскажи мне все. Я понимаю, не мое это дело. Но ты же знаешь, я всегда готова тебя выслушать. - Я… Я не знаю что сказать. Я не должна сомневаться. У меня есть семья, дочь… я не могу все бросить… - Тебя никто и не заставляет. Пойми, ему не нужны были твои жертвы. Он хотел просто любить тебя. И надеялся, что ты тоже когда-нибудь его полюбишь… Да, он сделал много зла, но лишь потому, что его никто не учил тому, что хорошо, а что плохо. Но в душе он добрый, отзывчивый, чудесный человек. Его душа могла объять весь мир, но он довольствовался тесным подвалом! Он гений! Мир восстал против него, потому что не понял… О, Кристин… В ту ночь, он рисковал своей жизнью, чтобы передать мне письмо для тебя… - Он жив? Что с ним? – бледнея, спросила Кристин сдавленным голосом. - Я ничего не знаю. В ту ночь он сказал, что уходит. Больше я его не видела… Я обещала передать тебе письмо, подожди, я принесу его. И она удалилась, а Кристин нервно теребила перчатки. Разговор принял иной оборот: вместо уверенности торжествовало сомнение. Вспоминая вновь и вновь прощальный взгляд Призрака, Кристин почувствовала удушье. Неужели она так жестоко ошиблась? Ей не терпелось прочесть, что он ей написал. Расхаживая по гостиной взад вперед, она встретила мадам Жири взволнованным взглядом. Получив из ее рук письмо, Кристин жадно его распечатала. По мере того, как она вчитывалась в строки, написанные Призраком, ей становилось все хуже и хуже, и краска сходила с ее лица. Дочитав до конца, она вымолвила лишь: «Эрик», - и, пытаясь за что-нибудь ухватиться, все же упала в обморок. Весь вечер мадам Жири хлопотала около долгожданной гостьи, благодаря Бога за то, что уже пару часов назад Кристин отправила домой с посыльным записку о своем намерении остаться на ночь у старой менторши. Только к полуночи Кристин окончательно пришла в себя. Она лежала в кровати и тихо плакала, и лишь иногда с ее губ слетало: «Эрик… Его звали Эрик…». Затем она уснула, крепко сжимая в руке драгоценное послание. Проснувшись, Кристин заметила силуэт у окна: мадам Жири пришла попроведать больную. В теле по-прежнему чувствовалась слабость, но мысли были ясными как никогда. Надо было срочно что-то предпринять, но слово «срочно» никак не соотносилось с прошедшими пятью годами. От этого сердце ужасно стонало и разрывалось на части. Как жаль, что она не появилась раньше, тогда, возможно, еще можно было что-то изменить. О боже, как жестоко она ошиблась! Кристин достала пожелтевший листок бумаги и вновь его перечитала. «Кристин, ангел мой, Прости мне мою несдержанность, прости за то, что вновь беспокою тебя. Нет сил прощаться, но я понимаю – иного пути нет. Ты всегда восхищала меня. Рядом с тобой я чувствовал себя человеком. Мне казалось, только ты сможешь разглядеть за ликом чудовища горячее любящее сердце. Именно ты оживила его. Раньше я не подозревал о его существовании, но когда я тебя увидел, оно забилось, причиняя мне нестерпимую боль. Ты предстала предо мной несчастным ребенком, которого мне хотелось успокоить. Я не мог спокойно видеть твоих слез, до сих пор не могу… Ты росла и все больше меня впечатляла. Ты выросла, превратившись в прекрасный цветок, твой голос сводил меня с ума. Страсть охватила меня, и я сам испугался ее проявления. Мне очень хотелось быть с тобой рядом. Но появился Рауль. На его фоне я казался абсолютно беззащитным, и это злило меня. Я совершил много дурных поступков, пытаясь привязать тебя к себе. Теперь я вижу, что, возможно, именно это оттолкнуло тебя от меня… Призрак осознал свою ничтожность, когда стал причиной твоих слез. Я понял, что не достоин жизни. И до сих пор не могу поверить, как ты смогла меня поцеловать… Меня никто никогда не целовал, даже родная мать. Она скидывала маску и убегала в слезах. Слезы – это все, что она могла подарить мне. Но ты, Кристин, ты показала мне жизнь, и теперь я спокойно могу умереть. Кристин, ты была моим вдохновением, моей Музой. Лишь с тобой могли сбыться мои скудные мечтания. Спасибо. Отчасти они сбылись, но бездыханное тело больше не может мечтать. Когда ты ушла, ты забрала мою душу с собой! Она принадлежит тебе и теперь всегда будет рядом. С тобой всегда будет твой Ангел Музыки… Я возвращаю тебе это обручальное кольцо вместе с твоим обещанием. И говорю тебе «прости» и «прощай». Земля больше не в силах сдержать меня на этом свете. Лишь ты могла… Теперь я возвращаюсь туда, где и должен был прожить свою жалкую жизнь. Однако я поссорился со смертью, когда впервые услышал тебя, и теперь умирать придется мучительно и долго. Но я по-прежнему не боюсь смерти, ибо я, как и прежде, один… И я спокойно умру с твоим поцелуем на губах. Прощай, Прости… Эрик, твой Ангел Музыки». Строки прыгали и скакали. Было видно, что Призрак писал в большом напряжении. Его изящный ровный почерк местами превращался в едва различимые каракули. Еще одна черта не давала Кристин покоя: похоже он писал кровью… Стараясь отогнать от себя подобные мысли, девушка встряхнула конверт, и оттуда выпало до боли знакомое кольцо… Она бережно взяла его в руки, тихонько поцеловала и одела на свой пальчик. - Я не могу взять свое слово обратно, Эрик… - тихо прошептала она. - Что? – Встрепенулась мадам Жири, выведенная замечанием Кристин из задумчивого состояния. – Кристин, ты проснулась? Как ты напугала меня. Что с тобой случилось? Как ты себя чувствуешь? - Спасибо, мне уже лучше… Я слишком перенервничала. И не могла иначе! Скажите мне, что вы знаете о нем? Прошу Вас, это просто невыносимо! Он погиб из-за меня! Я его погубила! – и Кристин безутешно зарыдала. - Ты не могла погубить его. Ты его оживила! Он стал желать жизни, после того, как встретил тебя. Кристин, пойми, Эрик любил тебя самой чистой любовью. Ты дала ему глоток жизни, и он захлебнулся от счастья. У него было ужасное детство. Он никогда ранее не чувствовал любви, не знал что это такое. - Расскажите мне о нем, прошу Вас! Я уверена, вы многое знаете. Я не могу больше жить в неведении… И мадам Жири рассказала о несчастном детстве Эрике все, что знала. Рассказала о том, как спрятала его, как он рос, как сам учился искусству, наукам и жизни. Она говорила, а сама удивлялась, почему Рауль, которому она уже давно поведала эту тайну, так и не сказал об этом Кристин. А Кристин удивлялась тому, что все те годы, что Призрак воспитывал ее, она ни разу не слышала этого имени. «Эрик», и жизнь перевернулась с головы на ноги. Все встало на свои места. Она увидала за именем человека, мужчину… О, если бы она узнала его тогда… Смятение завладело ей. Кристин была готова хоть сейчас кинуться на поиски Эрика, но ее планам помешал Рауль, ворвавшийся в комнату как ураган. - Кристин, что с тобой? Ты больна? Мы получили твою записку, и ждали тебя с утра. Но уже вечер, а тебя все нет! Мадам Жири, скажите же, что случилось? - Рауль, я немного простудилась, - сказала Кристин, многозначительно глядя на мадам. – Прости, что не дала тебе знать, но я заснула… А мадам Жири все это время оберегала меня. Видя, что Рауль немного растерян, Кристин продолжила. - Мне уже лучше. Я готова ехать домой. Я скоро спущусь, Рауль. Граф неуверенно вышел. Он хотел вернуться, но менторша уже деликатно захлопнула позади него дверь. Оставалось лишь следовать указаниям жены. Он спустился в гостиную и присел на диван. Оглянувшись по сторонам, он невольно поежился: эта театральная обстановка навевала на него малоприятные воспоминания. Но мучаться ему предстояло не долго, Кристин уже спускалась. Нежно попрощавшись с мадам Жири, Кристин села в экипаж. Всю дорогу они ехали молча. Графиня, прислонившись к стенке коляски, задумчиво вглядывалась в бесконечные лица. А под перчаткой пылал ее усыпанный брильянтами палец… Войдя в дом, Кристин неуверенно произнесла: - Ты знаешь, Мэг вышла замуж. Теперь она знатная дама… А мы давно с тобой никуда уже не выбирались… - и она грустно взглянула на Рауля. Муж молчал, ощущая некоторую неловкость. Затем, взяв Кристин за руку и глядя ей в глаза, сказал: - Мы это изменим, обязательно! – и улыбнулся. Кристин улыбнулась в ответ. - А Кати, она уже спит? Я тоже устала. Пойду, прилягу. Не сиди долго за своими бумагами. – И она, чмокнув его в щеку, стала подниматься по лестнице. Зайдя в комнату к дочери и поцеловав ее на ночь, Кристин вошла в спальню. Эта богато обставленная комната не приносила ей больше утешения. Лежа в кровати, она разглядывала этот странный предмет из прошлого, который в лунном свете приобретал какие-то нереальные очертания. Кольцо светилось изнутри, и это свечение было таким мягким и успокаивающим, что глаза Кристин сами стали смыкаться. Она заснула безмятежным сном. А на утро наступила зима. Холодными зимними вечерами, когда Рауль был занят своими делами, молодая графиня впадала в задумчивость. Ей вспоминались моменты детства, когда она вместе с отцом жила в небольшом домике у моря. Ей вспоминался маленький влюбленный мальчик, который теперь превратился во взрослого серьезного и заботливого мужа. Кристин никогда не думала, что юный виконт станет ее мужем. Но тогда, в опере, когда он вновь появился в ее жизни и стал твердой опорой для нее, Кристин была уверена, что любит его. Сейчас она этого сказать не могла, но и сказать, что не любит Рауля, - тоже. Рауль стал для нее привычкой, которая всегда была рядом, но не навязывалась, давала вольно дышать, но жутко беспокоилась. Сейчас же в ее жизни появилось то едва уловимое чувство сомнения, которое так часто вводило Кристин в состояние исступленной задумчивости. Рауль старался не замечать этого, но одна надоедливая мыслишка не давала ему покоя: что же случилось с Кристин у мадам Жири? Напрямую он расспрашивать не решался, а о том, что жена расскажет ему сама, не могло быть и речи. Оставалось надеяться, что лишь былые воспоминания могут ввести ее в такое состояние. Чтобы отвлечь Кристин, он решил исполнить обещанное, - выйти в свет! Тем более что по городу ходили приглашения на новогодний бал-маскарад. Рауль давно получил их, но не решался поговорить с женою, поскольку думал, что ей по прежнему не здоровиться. - Кристин, - робко спросил он, - не хочешь ли ты пойти на новогодний бал? Нам давно прислали приглашения, но я все не решался тебя спросить. Я думаю, это порадует тебя. Ты отвлечешься от домашних забот, отдохнешь, возможно, и Мэг там будет… - не успел он договорить, как почувствовал крепкие объятья на своей шее. - Конечно, хочу! Мы так давно никуда не выходили. Рауль, мне безумно этого хочется! Новогодний бал! Что может быть прекрасней? Маски, мишура, смех и блеск кругом. Почему ты раньше не сказал? Нет, надо же быть таким скрытным! Но я не сержусь, нет. Это замечательный сюрприз, замечательный подарок! Спасибо, спасибо, Рауль! – и она расцеловала его. – Но ведь, - Кристин встрепенулась и забеспокоилась, ее речь стала сбивчивой, - осталось совсем немного времени! А костюмы? У нас же нет костюмов! Надо что-то срочно предпринять! И, правда, несколько лет светского отшельничества заставили Рауля побеспокоиться о приобретении новых праздничных костюмов и прочей мишуры, так необходимой в дни веселья. Необходимо было также взять несколько уроков современного танца. Тут то и подвернулась мадам Жири, знаменитая преподавательница хореографии, и к тому же личная знакомая! Предпраздничная суета положительно подействовала на Кристин. Эти бесконечные примерки, танцы, как бы вернули ее в театр, где она чувствовала себя как дома. Кроме того, встречи с мадам Жири вернули ей бодрое расположение духа. Рауль был безумно счастлив! Кристин была счастлива вдвойне. Во время уроков с мадам Жири она несколько раз встречалась с баронессой де Кастелло-Барбезак, - так теперь звали некогда юную малышку Мэг. Она сильно изменилась: былое любопытство сменилось проницательностью. Казалось, она видела всех насквозь. После первой их встречи Кристин долго не могла заснуть, а в голове звучал вопрос, которым встретила ее подруга: он все-таки передал тебе кольцо? Кольцо? Как Мэг узнала о кольце? Ах да, было неосторожностью носить кольцо в дневное время. Но ведь, ближайшее окружение ничего не знало об истории этого кольца. Среди остальных украшений оно мало чем выделялось. Что до Рауля, то он никогда не придавал значения украшениям Кристин. Да, он дарил ей подарки, когда видел в витрине заинтересовавшую его вещь. Но все же большинство украшений Кристин выбирала сама… Вполне разумно возникает вопрос: как Рауль не узнал кольцо, которое некогда подарил Кристин во время тайной помолвки? Скорее всего, после пережитых ужасов того времени он не обращал внимания на подобные мелочи прошлого. Эпизод, когда его жизнь висела на волоске, несомненно, затмевала все остальное. Однако после этого естественного вопроса Кристин задумалась. Теперь она надевала его каждую ночь. И ночью все мысли и душа принадлежали ему… Две недели пролетели совсем незаметно. Кристин и Мэг снова сроднились спустя столько лет. Они вспоминали былые времена в театре, их детские забавы, наивные вопросы, на которые так и не нашли ответов, но в основном все темы их теперешних разговоров сводились к танцам. И они с нетерпением ждали новогодней ночи, чтобы вдоволь повеселиться. Снежное воскресное утро совсем не омрачало настроения Кристин. С самого утра она предвкушала праздничную суету маскарада, танцы и, конечно же, Музыку! До самого последнего момента Кристин скрывала от Рауля свой костюм. Он упрашивал ее как маленький ребенок, но она, смеясь, ему отказывала. Он снова просил, сетуя на то, что она-то видела его фрак, поскольку он брал ее с собой на примерки. Но Кристин вновь отнекивалась, веселясь от этого все больше и больше. В восемь часов вечера она встала с дивана и с совершенно серьезным лицом произнесла: пора собираться. Маскарад был назначен на девять, чтобы к двенадцати все уже действительно собрались. Опоздание было частью этикета, и высокопоставленные лица не могли себе позволить появиться на празднике раньше десяти часов. Однако Рауль уже начал опасаться, что не успеет на праздник и к одиннадцати, поскольку ожидал Кристин в прихожей вот уже полчаса. Он мерил шагами площадку перед лестницей, несколько раз посылал горничную осведомиться у госпожи, когда же она, наконец, будет готова. Рауль терял терпение и был готов уже сам подняться, как вдруг на последней ступеньке лестницы появился невесомый силуэт Кристин. Белое платье, изящно украшенное белыми розами, ленты, перехватывающие ее талию и запястья, подол, усыпанный бисером и венок из былых роз и лент, украшающий ее головку, - все это было ничем по сравнению с белоснежными крыльями за спиной Кристин. Они придавали ее облику божественную невесомость… Рауль взбежал по лестнице и нежно ухватил Кристин за руку, будто боясь, что она вот-вот улетит, и он ее больше никогда не увидит. - Ты прекрасна, Кристин! Это поистине грандиозный костюм феи… - и он приложился губами ко лбу жены. - Неправда! Это не фея! Мама – Ангел! – звонко прокричала Кати, подглядывающая из-за перил. Кристин рассмеялась. - А вам, мадемуазель, давно пора спать! – шутливо сказал Рауль и подхватил девочку на руки. - Но ведь мама сегодня такая красивая! Папа как ты не видишь? Это же ангел! – настаивала девчушка. - Да, Кати. Мама и вправду ангел. И не просто ангел, а Ангел Музыки! Ты слышала, как она поет? – Рауль впервые за эти пять лет произнес эти слова без тени испуга. - Нет, я не слышала. Мам, спой мне что-нибудь. - Хорошо, дорогая! Я спою тебе колыбельную. Но после этого ты сразу заснешь. – Сказала Кристин игриво. Рауль отнес малышку в спальню и уложил на кровать. Кристин присела на край кровати и спела прекрасную колыбельную. Она пела так, словно душа рвалась наружу. Это было великолепно. Кати заслушалась, а когда Кристин закончила, - тихо спросила: - Мам, а почему ты мне раньше не пела? – этот трогательный детский голосок задел родителей за живое. - Не важно Кати, не важно… Но теперь я буду петь тебе каждый вечер! А теперь спи, ты мне обещала. – И Кристин поцеловала дочь. Когда они с Раулем вышли из детской, он обнял ее и сказал: - Кристин, ты и вправду ангел! Ангел Музыки! - Нет, Рауль, ты же знаешь, Ангела Музыки не существует… - грустно выдавила она и полетела к выходу вниз по ступенькам. Сидеть в экипаже было неудобно: крылья торчали за спиной. Накрыться плащом не было возможности по той же причине. Прохожие оглядывались, завидев это странное существо в карете. Кристин было досадно, она не хотела такого восприятия своего простенького костюма, что представлял всего-навсего ее душу. Ей хотелось затеряться в толпе танцующих, но теперь, по-видимому, этого сделать не удастся. Она откинулась на спинку кареты, насколько это было возможно, голова ее покоилась на стекле смотрового окошечка. Проезжая мимо Булонского леса, Кристин рассеянно смотрела в окно. Падающие снежинки успокаивали и заставляли задумываться, но думать ни о чем не хотелось. Хотелось лишь созерцать эти резные звездочки-снежинки, попадающие под колеса и под копыта резвых скакунов. Деревья, обделенные листвой, протягивали свои замерзшие ветки к холодной мрачной луне, а Луна взирала на них с каким-то выражением тихого испуга. Карета двигалась плавно и тихо, скрипя колесами по хрустящему снегу. Качка убаюкивала графиню, и она на минуту прикрыла глаза. Сквозь пелену ресниц она едва разглядела мелькнувшую меж деревьев тень. Мгновенье спустя тени уже не было. Наверное, ей показалось, но сердце по-прежнему бешено колотилось. Кристин потеребила кольцо и, немного успокоившись, обратилась к Раулю. - Когда мы, наконец, приедем? Качка усыпляет меня. Если так будет дальше, я просто усну. Не хотелось бы встретить Новый год спящей, да и о танцах видимо придется забыть. - Уже не далеко. Но вправду стоит поторопиться, иначе мы встретим Новый год в дороге! А на счет танцев не волнуйся, теперь мы будем чаще выбираться в свет. Если конечно ты этого захочешь. – И Рауль улыбнулся такой теплой и милой улыбкой, что Кристин сразу стало намного легче. Рауль умел ее успокаивать… Добравшись, наконец, до шикарного замка, роскошно украшенного к новогоднему балу, чета как по команде натянула маски. Блеск в глазах Кристин воодушевлял Рауля. Он снова превратился в того юного виконта, которого полюбила Кристин, и сейчас она не могла смотреть не него иначе, как с нежностью. Кристин была ему благодарна. Однако ее смущало одно обстоятельство: она всего пару раз была в высшем парижском обществе и теперь опасалась за то, как ее примут. Утешала лишь мысль, что Мэг будет там, а раз так, то ей нечего стесняться. Швейцар открыл дверь, и Кристин нетерпеливо вышла из экипажа. Манеры ее отличались необыкновенной грациозностью, что сразу оценили кавалеры, толпившиеся около входа. Однако вышедший вслед за ней Рауль поумерил прыть возможных ухажеров. Свет огней ударил в глаза. - Рауль, это великолепно! Столько огней! А этот ледяной замок! Рауль, как замечательно! - Я рад, что тебе понравилось. Думаю, мы не зря приехали. Но пойдем внутрь, думаю, там не менее интересно. Действительно, внутреннее убранство превзошло все ожидания. Светлый, залитый светом вестибюль, поражал своими размерами. Причудливые статуи, разбросанные по всему помещению, представляли собой небольшие островки в этом кишащем людьми море. Здесь толпились кавалеры, ожидавшие запаздывающих дам, здесь же велись оживленные светские беседы. Великолепная ползучая растительность создавала в этом прохладном каменном помещении подобие цветущего сада. Искусно расписанный потолок плавно перетекал в ярко разрисованные стены. Мифические герои, казалось, сошли со стен и спустились с потолка ради новогоднего бала. Козлы и бараны, бабочки и стрекозы, лисы и волки, мудрецы и короли, - все удостоили вниманием этот незабываемый праздник. Терпкий театральный запах взбудоражил чувства Кристин. Она вновь ощутила тот необычайный восторг перед сценой, который неизменно проявлялся за пять-десять минут до представления. Кристин приосанилась и уже была готова играть свою роль Ангела в этом чудном красочном месте, как вдруг кто-то подтянул ее к себе и тихонько сказал: - Ангел Музыки снова с нами? Добро пожаловать на карнавал, мадемуазель Даае! – Кристин никак не ожидала услыхать свое прежнее имя и немного растерялась. Однако, повернувшись в сторону голоса, она с изумлением увидала кошку. Оригинальная полумаска не могла скрыть от Кристин проницательных глаз ее хозяйки. Мэг выглядела весьма шикарно, немного дерзко и, в то же время, очень мило. И вправду небольшая ласковая кошечка, всегда готовая дать ответный удар, если кто-то посмеет погладить ее против шерстки. - Мэг! Как я рада тебя видеть! Но как ты узнала меня? - Очень просто, Кристин Даае всегда летала в облаках. А как тебе мой костюмчик? – спросила она, вертя в руках пушистый хвостик. - Просто изумительно! И, главное, так натурально. Так и хочется тебя погладить. - Не возражаю, мяу. А почему это вы, Рауль, не при костюме? Полумаской не скрыть лицо известного всему Парижу мецената. Вам не дадут отдохнуть этим вечером! - Я давно перестал отдыхать, баронесса. Работа для меня своеобразный отдых. Даже сегодня мне предстоит уладить несколько важных дел, а после я могу позволить себе отдохнуть в кругу семьи и в теплой компании. Но что это мы стоим в прихожей? Я знаю, вас привлекают танцы. Так пойдемте же танцевать! Впечатляющий своими размерами зал встретил их морем огней и божественной музыкой. Блеск высшего света, украшенного драгоценностями и блестящими умами Парижа, усиливал освещенность этого ирреального пространства. Упорядоченная толпа разбрелась небольшими группами в разные части зала. В центре кружились разноцветные пятна. Все это гудело, порхало, сверкало. Звучание изумительных инструментов обволакивало Кристин и возвращало ей ту детскую надежду, которую она потеряла после раскрытия действительной сущности Призрака Оперы. Нет, нет, она не злилась на него. Не могла. Не хотела. И в этой праздничной атмосфере Кристин пожалела, что его сейчас нет рядом. А в голове наконец-то появилось тайное желание, которое ей предстояло загадать в эту чудесную новогоднюю ночь. Они продвинулись в глубь зала. Рауль, озираясь по сторонам, наконец, встретил нужного ему человека и, чмокнув жену в щечку, сказал: - Я отойду не надолго. Надо уладить пару дел. Развлекайся, веселись. Не скучай. Я скоро вернусь. - Опять дела! – изумилась Мэг. – Кристин, он даже в новый год себе отдохнуть не позволит? Я начинаю беспокоиться за Рауля. - Таков Рауль, ты же знаешь. – Вздохнула графиня. Музыка вокруг громыхала с новой силой, одна композиция сменяла другую. Из фойе начал стекаться народ. В зале стало заметно оживленнее. Подруги весело разговаривали. Эта пестрая пара привлекала взгляды. Дамы и кавалеры кланялись им, ибо Мэг относилась к тому типу людей, которых, из-за их высокого положения в обществе, узнают в любом обличии. Кристин же вызывала живой интерес. Потому спустя некоторое время вокруг них собралось несколько шумных компаний, которые перешептывались о чем-то, глядя в сторону Кристин. До ее слуха донеслось «Даае». Было так непривычно слышать это второй раз за вечер, что Кристин непроизвольно метнула взгляд в сторону, породившую звук. Мужчина, столь опрометчиво повысивший голос, отделился от толпы и направился в сторону Кристин. - Баронесса де Кастелло-Барбезак! Вы чудесно выглядите! – мягко произнес незнакомец, шевеля усами, выглядывающими из-под маски. - Благодарю Вас, граф. – Мэг присела в изящном реверансе. - Баронесса, Вы не представите мне вашу спутницу? - Графиня де Шаньи. Моя давняя подруга. Прошу любить и жаловать. – Произнесла Мэг с искренней радостью в голосе. - Графиня, позвольте засвидетельствовать Вам мое почтение. Граф де Жесен. – мужчина приложился к руке Кристин. – Простите, графиня, мы с Вами нигде не встречались ранее? – спросил он и заглянул в глаза собеседнице. - Вы правы, граф. Когда-то я действительно была оперной певицей Кристин Даае, как установили Вы и Ваша компания. Простите, у меня хороший слух. - Простите, возможно это было несколько не вежливо… У вас чудный голос, графиня! Может, Вы споете для нас сегодня? - Прошу прощения граф, но я давно не пела и совершенно не уверена в том, что смогу сделать это на должном уровне. - Ну, мадемуазель, мы просим Вас! - Просим! Просим! – раздалось со всех сторон. Кристин слегка покраснела. Оглянувшись по сторонам, она заметила десятки ожидающих глаз, среди которых были и чистые глаза Рауля. Его взгляд подталкивал ее к сцене, как бы говоря: «Ну, смелее! Ты сможешь!». Графиня сделала несколько робких шагов. У сцены стоял дирижер, ожидавший ее указаний. Кристин запела. Ее чистый мелодичный голос заливал весь зал и вырывался наружу, требуя новых высот. Вдохновение плескалось через край. Смелость и уверенность вновь овладели Кристин. Ее неземной облик восхищал своей чистотой и возвышенностью. Зал затих, чтобы по окончании ангельского пения разразиться продолжительными аплодисментами. Кристин вспомнила вечер своего триумфа и ощутила ужасное одиночество средь этой блестящей толпы. Его здесь не было! Сейчас графиня отдала бы все на свете, чтобы только услышать его, увидеть и обнять… Ей хотелось поскорее выбраться из толпы, обступившей ее плотным кольцом. Ей хотелось рыдать, но она была вынуждена натужно улыбаться, принимая многочисленные комплименты. Кристин огляделась по сторонам, но Рауля не было видно. Видя ее замешательство, Мэг пришла Кристин на помощь. Скомандовав оркестру играть, она, отвлекая толпу, увела подругу на балкон. Мороз приятно остужал разгорячившиеся мысли. Кристин глубоко вздохнула и уставилась куда-то вдаль невидящими глазами. - Кристин… Кристин, как ты себя чувствуешь? Тебе не хорошо? - А? Что? Нет, Мэг, все прекрасно! Я снова пела! Я почти забыла как это замечательно. Но теперь судьба снова подарила мне шанс! Я чувствую Музыку! Мэг, это прекрасно! Эта ночь и, правда, волшебна! Я так счастлива, только… - Только его нет рядом? Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. В тот день он сказал мне, что его душа всегда будет с тобой. И после… после смерти он действительно сможет стать для тебя Ангелом Музыки! - Он всегда им будет… всегда… - Я оставлю тебя не надолго. Господин барон вот уже полчаса пытается привлечь мое внимание. Пойду, удостою почтением мужа. Кристин осталась одна. Кругом царила жесткая прохлада. Кружились крупные хлопья снега, управляемые невидимой рукой дирижера. Вдалеке мерцали укрытые снежными шапками деревья. Все было мягко и спокойно, даже отдавало какой-то причудливой новогодней веселостью. Казалось, деревья вот-вот присядут в ловком реверансе, продемонстрируют несколько па и закружатся в ритме изумительного вальса. Кристин смотрела и фантазировала. Однако эти мысли не долго веселили ее. Болезненное предчувствие чего-то вновь завладело ее головой. Взгляд затянула тоска. Слух сговорился с тишиной. Кристин впала в задумчивость… Вдруг откуда-то слетело «Ан-гееел…», упорно пробиваясь к сознанию прекрасного создания. Кристин встрепенулась и прислушалась. - Ангел Музыки… Долго блуждали зимою Вы вдалеке от меня… Прекрасный грустный Ангел… Кристин…Кристин… Кристин оглянулась по сторонам. Звук обволакивал ее со всех сторон, и она никак не могла понять, откуда он исходит. Графиня напряглась и вновь прислушалась. Ничего. Напряженная тишина, нарушаемая приглушенным звучанием вальса за спиною. Неожиданно чья-то тяжелая ладонь легла на левое плечо. Кристин вскрикнула и обернулась, столкнувшись лицом к лицу с Раулем. Он был встревожен. - Кристин! Уже без пяти двенадцать! Пойдем же скорее! – и Рауль увлек Кристин за собою в переполненный зал, где их ожидали заранее зарезервированные ближе к сцене места. Хозяин произнес торжественный тост как раз к началу боя абсолютно точных швейцарских часов. Многоликая толпа оживилась. Послышался несмолкаемый гул произносимых желаний. Кристин растерянно пыталась вспомнить, что же хотела загадать. Все ее предыдущие желания оказались какими-то мелочными, не важными и пустыми. В последний удар гигантского молота она прошептала: «Я хочу верить…» и бой поглотил окончание фразы. Судорожно отпив из бокала шампанское, она осознала: успела! Повернувшись направо, она увидала довольное выражение лица мужа и ответила ему слегка виноватой улыбкой. Вокруг раздавались поздравления, пожелания счастливого нового года, пока, наконец, гостеприимный хозяин не предложил пройти к ледяному городку посмотреть праздничный фейерверк. Кристин стояла под падающими каплями огня в объятьях Рауля и в данный момент она была счастлива. К ней вновь вернулось прекрасное расположение духа. Хотелось танцевать и веселиться, что она с радостью сделала по окончании огненной феерии. А ранним утром парадные экипажи рассыпались в разные стороны, увозя своих величественных уставших хозяев в привычные тихие уютные домашние уголки. Кристин мирно покоилась в убаюкивающем экипаже, охраняемая бдительностью слишком заботливого мужа. С той самой ночи Кристин находилась в какой-то радостной отрешенности. Она постоянно к чему-то прислушивалась, могла часами сидеть в одной позе с абсолютно безразличным лицом. Она жила в своем мире. Но это не было сумасшествием. Рауль это понимал. Он знал, что новогодний праздник как-то необычно поразил его драгоценную супругу, и она до сих пор еще находится под впечатлением. Рауль винил себя за прошлое затворничество и не мог простить себе этого. Он то со страхом, то со смехом вспоминал историю Призрака, и жалость к этому гению все больше и больше овладевала его разумом. Теперь, спустя столько лет, прошлое казалось сказкой, сном. Хотелось забыть, но не получалось. В глубине души Рауль был безмерно признателен этому таинственному учителю, который все-таки нашел в себе силы отпустить Кристин. Но страх по-прежнему не оставлял его. И бессовестная ревность вновь и вновь посещала Рауля. Когда он слышал божественный голос Кристин, он знал, что мысли его возлюбленной были обращены к призраку из прошлого. Страх вновь потерять смысл своей жизни часто направлял мысли месье де Шаньи к Призраку. Что с ним стало? Куда он исчез? И исчез ли? После пожара в опере Рауль в течение месяца читал абсолютно все газеты, однако ничего о поимке мистического вымогателя не было. Это его беспокоило. И эта угрожающая озабоченность навсегда залегла складкой меж бровей на его располагающем к доверию лице. Рауль, пытаясь отвлечься, начал помогать брату в делах. Со временем работа так увлекла его, что он почти забыл о существовании таинственной тени. Но, когда юный виконт томился от безделья, ужасающие образы всплывали в его изможденном сознании, и паника овладевала Раулем. Успокоение он мог найти лишь в глазах Кристин и в работе. Но, глядя на жену, его не покидало чувство вины: любила ли она его на столько, чтобы быть счастливой и не вспоминать о прошлом? Рауль боялся ответа, боялся ее честных глаз. И потому работа стала единственным спасением от тягостных мыслей. А после смерти любимого брата работа стала навязчивой идеей, своеобразным наркотиком, без которого новоиспеченный граф теперь уже не мог обходиться. Вот и сейчас Рауль де Шаньи целиком окунулся в бесконечные цифры, лишь бы не замечать явных перемен вокруг. Отъезд был окрашен каким-то нетерпением, разочарованием и беспокойством. Кристин определенно не хотела, чтобы Рауль уезжал, но приняла это как необходимость. Прощание было каким-то неуклюжим. Все, о чем так хотели сказать друг другу муж и жена, осталось бесплотным желанием, словно молодые любовники стеснялись раскрыть свою тайну при всем честном народе. Они лишь обменялись пустыми стандартными фразами и обнялись. Рауль сел в экипаж, который спустя пять минут уже скрылся за поворотом. Кристин же, глядя в безысходную даль, выдавила слезу, устало скатившуюся с пылающих щек прямо на твердую землю. Да, граф уехал по делам. Еще вчера на предварительно прощании он ей сказал: «Не скучай…». И теперь, видя, как колеса экипажа перерезали девственно чистый снег, Кристин как-то по-особенному восприняла его слова. Она резко развернулась к дому, заставляя застыть тот поток слез, который вот-вот вырвался бы наружу, превращая ее мокрое лицо в тонкую ледяную маску. Два дня Кристин не выходила из дома, занимаясь самыми обыденными делами. На третий день принесли приглашение на ужин от одной знатной особы. Кристин устало пробежала глазами строчки, и со вздохом начала собираться. Проведя абсолютно бесполезно два часа в нереально возбужденной компании, графиня, наконец, вышла за массивные двери. Морозный воздух обжигал горло, но ей хотелось кричать от отчаянья. Захлебываясь от слез Кристин все бежала и бежала куда-то в даль, проклиная на пути свои многочисленные драпирующиеся юбки. Хотелось упасть в снег, зарыться и уснуть! В безумном отчаянии она оказалась у здания оперы. Этот бездушный серый камень вызывал сейчас лишь злобу. Графиня бросилась к дверям и принялась колотить в них с неимоверной силой, крича при этом: «Ты обещал! Обещал! Обещал…». Затем она безвольно скатилась наземь и залилась слезами. Немного успокоившись графиня де Шаньи огляделась по сторонам. Безмятежная тишина окутывала мраком это странное место. После закрытия театра все вокруг пришло в упадок. Однако ее крик души взбудоражил зыбкое спокойствие: в окнах начинал теплиться тусклый свет. Ужасный стыд вдруг охватил графиню. Что будет, если ее найдут? Что будет, если ее узнают?! И, быстро перерезав площадь, Кристин ступила в зловеще зияющую пустоту. Темнота незнакомых переулков сковывала движения, они стали неуверенными. Одиночество ярко ощущалось внутри: даже тень не сопровождала Кристин. Выйдя, наконец, из ужасного тоннеля, графиня ощутила мягко обволакивающий ее свет фонаря. Сочетаясь с причудливым светом полной луны, этот свет манил к себе и много обещал, и Кристин, словно бабочка, кинулась к фонарю. Никогда раньше она не бывала здесь, хотя это место было в двух шагах от оперы. Теперь ей хотелось все получше осмотреть, и с блеском в глазах она оглянулась по сторонам. Маленькие низенькие домики, окружавшие Кристин, с безразличием взирали на нее своими полутемными окошками. Запыленные обветшалые крылечки будто говорили: вас здесь никто не ждет. Таинственная тишина этого странного места будоражила воображение. Казалось, местные жители заснули магическим сном, и фонарь, освещающий улицу, был сейчас единственным живым существом. Послышалось слабое шуршание. Бросив быстрый взгляд в сторону звука, Кристин ничего не увидела и пошла дальше. Теперь явно слышались шаги. Эта тяжелая поступь невидимки заставила Кристин ускорить шаг, но незнакомец тоже пошел быстрее. Графиня уже бежала, но преследователь был все ближе и ближе. Некто нагнал ее и приставил нож к горлу. - Что делает дама в таком ужасном месте в столь поздний час? Ищет кого-то? Определенно. – Хриплый сухой голос вырвался из промоченного ромом горла. – Не знаю как вы, но я нашел то, что искал. Идите к папочке, - сказал незнакомец, срывая ожерелье с шеи Кристин. – И серьги тоже пригодятся… А это что? Колечко! И какое! Жустин будет довольна. Снимай! - Нет, месье, только не это! Берите все, что угодно, только не это кольцо! Это память, это клятва. Поймите, оно мне дороже жизни. – Кристин никак не могла отдать драгоценное кольцо Призрака. - Снимай, кому говорят. Или я сам сниму его с трупа! – И вор, приперев Кристин к стенке и держа нож у ее горла, стал стягивать брильянтовый цветок. Кристин была на грани обморока. Вдруг чья-то сильная рука подняла вверх ночного гостя и швырнула на землю. Тень метнулась к грабителю и выхватила кольцо. В полусознательном состоянии Кристин расслышала до боли знакомый голос: - Это принадлежит Вам, мадам. – И Призрак, ибо это был он, бережно надел ей на палец кольцо. - Эрик… - только успела произнести Кристин и упала в обморок. Он подхватил ее на руки, и исчез в темноте тоннеля. А пьяный обезоруженный моряк еще долго не мог прийти в себя от увиденного. Он вернулся в ночь перед Рождеством. Парижские улицы встретили его равнодушно. Горстки людей, ютившихся в переулках, увлеченно беседовали в столь поздний час. У кабаков толпились подвыпившие моряки, ищущие повода для драки. Разодетые в яркие лохмотья куртизанки громко зазывали одиноко прогуливающихся кавалеров. - Месье, а месье? Не желаете ли ночь любви? – и девка дотронулась до плаща незнакомца. Он брезгливо отскочил в сторону и одарил представительницу древнейшей профессии таким взглядом, что она невольно прижалась к стене. Махнув плащом Призрак, ускоряя шаг, ринулся дальше. «Париж, ты все так же прекрасен и гадок! Приятно вернуться домой» - подумал он с иронией, и на его губах появилась язвительная усмешка. Было странно вернуться вновь в этот город боли и ощутить при этом детский восторг. Нет, не от улиц, а от осознания того, что ты дома. Дом там, где больно. Завидев купол Оперного театра, Призрак ускорил шаг. В груди бешено колотилось сердце. В горле пересохло. Предвкушение? Чего? Былого могущества или вязких кошмаров? Он знал, что Опера звала его. Манила, словно Серена затягивая в свой заманчивый капкан. Но Опера ли? Он боялся ответа, который покоился на тщательно перебинтованном временем сердце. Призрак боялся, что воспоминания рывком оторвут эту нелепую защиту и причинят нестерпимую боль. «Тишина. Никого вокруг. Веет сыростью. Странно. Сейчас продрогну. Почему? Никогда не ощущал холода. Почему же теперь? Что случилось? Кристина… Вздох… Кристина… Надо вернуться. Не опоздать бы…» Он идет по узкому коридору. В темноте. Как всегда. Но он многое видит. Видит их первую встречу. Видит их прощание. Лишь эти картины не потеряли краски. Остальные так и висят в темноте этого пустынного коридора запыленными и замутненными. Почему? Тихие, но уверенные шаги. Кошачья поступь по твердому каменному полу. Лишь плащ шуршит, рассекая воздух. Скоро. Теперь скоро. Вот и озеро. Лодки нет. Не удивительно… Охотники разорили логово зверя… Но когда его это останавливало? Когда?.. Одежда промокла. В сапогах невыносимо хлюпает. Он стареет? Он стареет… И когда он начал чувствовать? «Здесь все так сильно изменилось! Как я мог жить здесь? Жить! А жил ли я вообще?.. Все-таки жил… Когда-то…» Он разжег огонь, осветил пещеру. Оглянулся. Не узнал. Разжег еще несколько найденных свечей. Орган. Он цел. Не смогли разобрать. Иначе унесли бы тоже. По частям… Тишина. Так непривычно… Он пробежался по клавишам. Вздохнул. Наклонился ближе. И рассек вязкую тишину звуками грома. Стены ожили. Пламя заплясало. Инструмент вздохнул и издал гулкое протяжное эхо. Еще. Еще!.. Еще. И вот божественная музыка оживила все вокруг. Память одарила Призрака новыми и новыми воспоминаниями. Да, он жил! Он действительно жил! Теперь он вспомнил. Воспоминания одолевали его с новой силой. Он вновь жил теми мгновениями. Кап! С ним была его Музыка и его Муза. Кап! Он был счастлив, ибо на что-то надеялся. Кап! И вот уже поток слез облюбовал пожелтевшие клавиши. Кап! Кап! Кап! Призрак резко оборвал мелодию, но орган еще долго исторгал превосходные звуки. - Кристина… Призрак резко обернулся. - Мой друг, ты тоже здесь! Не ожидал тебя здесь увидеть. Я знаю, ты думал, что я не вернусь… Я тоже так думал. – Он встал и подошел ближе. – Ты знаешь, я часто вспоминаю свое одиночество. И лишь ты всегда был рядом. Спасибо. Вот и теперь ты меня слушаешь. В твоем лице я всегда видел друга, брата… Я представлял, что у меня есть брат. Смешно. Но мне бы действительно хотелось иметь брата. Близнеца… Пусть… Пусть он бы тоже… я бы не испугался. Да и он не боялся бы меня. А ты? Ты меня боишься? Я вижу, что да! Вижу! Я вижу это в твоих глазах. Ты не скроешь от меня и этого?! Никогда не скрывал… Всегда говорил правду, какой бы жестокой она ни была… Ты помнишь Кристину? Помнишь, как заключал ее в свои объятья? Я и сейчас вижу ее в твоих глазах… Тебе она доверяла. А мне? Твои уловки меня не спасли. Она ушла. Оставила. Забыла. И не вернется. Хотя, может быть, ты видел ее вновь после той ужасной ночи?.. – Он с вызовом посмотрел на своего собеседника. – Нет, это вряд ли возможно. Вряд ли она… Призрак вновь обернулся к клавишам. Глубоко вздохнул. - Хочешь, я сыграю для тебя? Как я всегда это делал раньше. – И погрузился в Музыку. Он играл так, словно делал это последний раз в жизни. Он выплескивал весь свой пыл, и казалось, что стены пещеры вот-вот рухнут. Он играл, а в душе просыпалось вдохновение. Он играл, а сердце разрывалось от боли. Но эта боль была его жизнью, спасением, целью. Изящные пальцы скользили по клавишам и жали на них с неистовой силой. И послушный инструмент высекал все пламя ада из его сердца. И лишь покой оседал на дне, образуя прочную, но чувствительную оболочку. Последний протяжный звук… - Прости, что заставил выслушать все это. Прости… Мне пора… что-то тянет меня на верх. Но я вернусь. – Призрак задул свечу. - Обязательно вернусь. Обещаю. А теперь, мне пора… Он погасил еще несколько свечей и подошел к последней. Но, прежде чем задуть ее, последний раз взглянул в зеркало. - Прощай, - сказал он уже в темноту. И быстрыми шагами направился к озеру. Крупные хлопья снега танцевали за окном, и творческая душа мадам уже слышала легкую вальсовую мелодию. Блаженно прикрыв глаза, она воображала чудесный образ: белоснежные пачки кружатся на сцене в непривычной асинхронности. Это оживит представление, и позволит танцовщицам показать свое мастерство. В душе мадам Жири всегда надеялась на восстановление театра. Пять лет она и еще группа упрямцев обивали пороги потенциальных покровителей. Но кого-то пугали масштабы разрушений, кого-то легенды о Призраке с его притязаниями, кого-то непонимание всей этой творческой среды, где правят не деньги, а талант. И как итог – театр заброшен, и каждый день там пропадает что-то новое… С надеждой мадам Жири впадала в забытье, когда вдруг раздался властный стук. Сонливость как рукой сняло. Обеспокоенная, в ночном чепце, с накинутой на плечи шалью, тусклой лампадкой осветила она длинный коридор и неслышными шагами спустилась по ступенькам. В дверь снова постучали. От этого стука по спине пробежали мурашки. «Должно быть, так звучали шаги Каменного гостя», - подумала Антуанетта, и, отгоняя от себя нелепые сравнения, подошла к двери. - Кто там в столь поздний час? - Откройте, мадам, - раздался чуть хриплый уставший голос. - Эрик? Я думала сегодня Вы уже не вернетесь, - проговорила Антуанетта, отодвигая затвор. - Кристин? – с удивлением спросила мадам, в ужасе поднимая глаза на Призрака. – Что Вы сделали, мсье? Он не удосужился объяснить, и юркнул в приоткрытую дверь, осторожно удерживая Кристин. - Куда? – только спросил он, кивком головы указывая на бесчувственную даму. - Эрик, что Вы сделали? – настойчиво повторила мадам Жири, делая упор на каждом слове. - На нее напали, - нехотя произнес мужчина. – Не я, – в глазах сверкнула молния, но он устало добавил. – Я был вынужден вмешаться. Мадам Жири хотела было что-то сказать, но передумала, и лишь знаком руки приказала следовать за ней. Поднявшись по лестнице, она открыла дверь в одну из комнат второго этажа. Прищурившись, Эрик недоверчиво взглянул на нее, однако быстрыми шагами прошел внутрь и уложил драгоценную ношу на узкую кровать. Минуту спустя он уже зажигал свечи. В глазах светилось беспокойство. - Почему она до сих пор не приходит в себя? Прошло уже столько времени! – он провел рукой по волосам и, прикрыв глаза, сильно надавил на виски. В голове стучало. Сбившееся дыхание и не мечтало восстанавливаться. Антуанетта обняв его за плечи стянула плащ, который цеплялся за мебель в узкой комнате, ограничивая движения обеспокоенного мужчины. Сейчас он был похож на того мальчишку, каким она впервые его встретила. Неуверенный, сомневающийся, с опущенными руками… Его непривычные суетливые движения вызывали улыбку. Он хотел приняться за несколько вещей сразу, лишь бы занять руки, которые сами собой тянулись к бесчувственной Кристин. Повесив плащ на спинку кресла, мадам Жири присела на кровать. Холодное запястье воспитанницы отдавалось ровным пульсом, словно она спала. Тень стояла позади. - Эрик, Вы должно быть устали. Отдохните, – сказала мадам повелительно, но он не сдвинулся с места как завороженный. - Возьмите, - не отводя глаз от бледного лица девушки, он протягивал мадам пузырек. Вытянув изящную пробку, Анутанетта почувствовала резкий парфюмерный запах. Промокнув виски Кристин, она поднесла пробку к носу, - девушка простонала и нехотя разомкнула веки. В глазах туманилось, одолевала слабость. Неуверенно и удивленно прозвучал драгоценный голос: - Мадам Жири… - Кристин силилась улыбнуться. Она несколько раз сомкнула и разомкнула веки, стараясь восстановить зрение. Но тень позади наставницы не пропадала. Напротив она приблизилась и в тусклом свете свечи Кристин разглядела маску Призрака и сверкающие за нею глаза. – Эрик? – всхлипнула она и силы вновь ее оставили. Антуанетта собралась вновь поднести колпачок, промоченный в одеколоне, но напротив притерла крышечку и, протягивая флакон мужчине, лукаво произнесла: - Здесь надобно лечить не следствие, а причину. Ваше присутствие, мсье, сильно впечатлило Кристин. Не стоило появляться перед ней без предупреждения. Эрик склонил голову, как провинившийся ребенок. - С ней все будет хорошо. Завтра я скажу, что Вы ей не приснились. – На губах мелькнула улыбка. – А теперь, прошу Вас, отдохните. Вам придется перебраться в кабинет. Понимая, что Вы ни на шаг не отступите от подопечной, я позволила себе поселить ее в Вашей комнате. Ступайте в кабинет. У Вас чуткий слух, в случае чего - Вы будете рядом. Но не забывайте, как бурно Кристин на Вас реагирует. Прошу Вас, не показывайтесь ей без особой надобности. Лучше позовите меня. – Мадам проводила его до двери, разделяющей спальню и кабинет. – Я посижу немного. Спокойной ночи, Эрик… Оставшись пленником обстоятельств в темном кабинете, Эрик медленно подошел к окну и отодвинул портьеру. Узкая улочка, где с трудом могли разойтись два экипажа, усыпана снегом, скрывающим вчерашние следы повозок, людей и копыт. Лишь тонкая цепочка следов тянулась вдоль дома напротив. На углу чесался пес. Он встал, вытянулся, пустил нос по ветру и поплелся в одному ему ведомом направлении. Жизнь текла своим чередом. Легкие на подъем снежинки, подчиняясь порывам ветра, рисовали витиеватые узоры. И было в этом таинственном занятии столь много веселости, что Эрик поймал себя на мысли, что отстукивает по столешнице комода мажорную мелодию. Ужасно хотелось сесть за рояль и вылить все возникшие чувства. Но ночной час и тем более неожиданная гостья за дверью сдерживали пыл. Он машинально дирижерским жестом сжал руку в кулак и задушил мелодию. Темный кабинет тот час же показался унылым: привычная и столь милая сердцу темнота сегодня давила. Достав из комода десяток свечей, Призрак осветил комнату. Неумолимо тянуло к двери. И вот уже его рука сжимает латунную ручку, готовую подчиниться силе и отворить дверь. Он медленно и осторожно повернул ручку по часовой стрелке, но вовремя удержался и повернул назад. В голове пульсировали слова Антуанетты: «Кристин на Вас бурно реагирует». А что если это не радость, а страх? Он непроизвольно поднял руку к лицу: маска была на месте. Стянув ее привычным движением, Призрак подошел к столу. Часы пробили три и отвлекли от мрачных мыслей. - Нет, это не возможно, - тихо прошептал он и начал медленно расстегивать пуговицы сюртука. Вслед за ним на спинку стула отправился и жилет. Он укололся, когда разбирал сложный узел галстука, и некоторое время искал алмазную булавку. Затем ослабил шнуровку на ботинках и с надеждой взглянул на часы. Прошло всего пять минут. Время настойчиво тянуло его муки. Налив воды в серебряный таз на туалетном столике, он засучил рукава и блаженно опустил руки в прохладную влагу. Капнув пару капель в воду из хрустального флакона, Эрик умылся. Вода подействовала благотворно. Вернулась ясность мысли. Сквозь тонкий батист рубашки он ощутил холод. Необходимо было разжечь огонь. И мысли вновь вернулись к его подопечной. Однако предусмотрительная мадам Жири уже зажгла камин, о чем свидетельствовала волнующаяся под дверью полоска света. Он расправил плечи и глубоко вздохнул. Огонь занимался медленно, как бы неохотно пробуя на вкус предоставленные поленья. Прожорливая стихия с большей радостью облюбовала принесенные в жертву наброски и нотные листы. Призрак смотрел на них без сожаления. Так горела его прежняя жизнь, открывая дорогу новым событиям и впечатлениям. В ней уже не будет места унынию, ибо в ней есть надежда. В ней по-прежнему будет место боли, но эта боль будет спасительной, созидательной. И Музыка Ночи будет услаждать слух успокоительными звуками взамен тем, что рвали душу на части. И Призрак пошевелил кочергой обгоревшие листья, чтобы они скорей без остатка исчезли в пекле. Огонь успокаивал и одновременно будоражил воображение. Эрику вспоминалась сцена и огненная пропасть в самом ее сердце. И лишь два человека противостояли этой стихии, удерживаясь на двухметровой высоте помоста. Бутафорское пламя не страшило их, потому как в сердцах их царил настоящий всепоглощающий огонь. И страшась этой неведомой силы, неуверенная ручка сорвала полог – маску – и сказка растаяла. Она его победила… Она победила Призрака и вернула Эрика самому себе. Он понял это гораздо позже, в дали от той, которая, подчиняясь чистым, еще почти детским инстинктам, требовавшим справедливости, нашла единственно правильный выход. Но тогда он воспринял это как предательство и потребовалось по меньшей мере два года, чтобы осознать всю серьезность его заблуждений. За это время многое изменилось, и Эрик с горечью сознавал, что именно он виноват в своем собственном несчастье. Что именно он упустил свое время. Стараясь отогнать горестные мысли, он путешествовал, познавал новые науки. Среди ученых он чувствовал себя спокойно. Они не придавали значения его внешности, считая ее следствием неудачных экспериментов. Да и сами порой были не безупречны, но о своих увечьях распространяться не любили: неудачи уязвляли их честолюбие. Растворяясь в своих проектах, он мог не думать о жизни вокруг. Так было до позднего вечера тридцатого ноября, пока вдруг в груди не заныло и с губ не слетело: «Кристин»… Он не мог знать, что в это время в Париже, она сжимала его послание и неустанно лила слезы. На следующий день он отменил все встречи и срочно направился в Париж. На дорогу ушло три недели, и в Рождественскую ночь он стоял на пороге мадам Жири. Потрясенная мадам едва сдерживала чувства. О Кристин она тактично умолчала. Он тоже не задавал вопросов. Однако на следующий день мадам де Шаньи сама навестила бывшую наставницу. Из окна отведенной ему комнаты он увидел ее только при отъезде. Первым решением было сбежать по лестнице и выбежать на крыльцо. Но это было бы крайне неосторожно. Он ничего о ней не знал. Захочет ли она его видеть? И в полном бессилии оставалось наблюдать за тем, как она вновь от него ускользала. А после в порыве злости слетели со стола все его научные труды. Когда мадам Жири вошла в дом, ее встретили звуки терзаемой скрипки. За ужином она первая начала разговор, сообщив о том, что Кристин, возможно, приедет завтра. Он переменился в лице. К еде он так и не притронулся. В конце года Кристин еще пару раз навещала Антуанетту, а он все эти часы не находил себе места, но так и не решался спуститься. В голове зрел план. Он предстанет пред ней в новогоднюю ночь, когда она будет готова поверить в чудо. Тем более, что маскарад, на который ее пригласили, существенно облегчал его участь. Не ускользнуло от Эрика и то, что Кристин приезжала всегда одна, без мужа. Это внушало надежду. А после рассказа Антуанетты о реакции Кристин на его послание, он вообще жил как во сне, неустанно запираясь в комнате и посвящая себя Музыке. В назначенный час он с трудом решился с ней заговорить, и, видя, как просияло ее лицо, хотел было уже появиться, как между ними возник Рауль. Когда семейная пара прошла в зал, Эрик вышел из-за колонны и тенью встал у балконного стекла. Среди пестрого зала не ускользала белая фигурка Ангела. Она была прекрасна. И похоже счастлива. В момент наступления Нового Года Призрак прошептал: «Будь счастлива». Домой он явился мрачнее тучи. И тут же уснул. Потом почти неделю жил затворником, вынашивая планы отъезда. Вещи уже были уложены, когда он сообщил о своих намерениях Антуанетте. Отговаривать его было бесполезно. Лишь одна душа могла совершить чудо – Кристин. Но графиня даже не подозревала о его возвращении, и с новогодней ночи ни разу не появилась на пороге старой балерины. Перед самым отъездом он решил еще раз посетить подвалы. И каково же было его удивление, когда на обратной дороге он вдруг увидал рыдающую у ворот храма Музыки графиню. Сквозь слезы он различил одному ему обращенные слова… И вырвались наружу нежность, любовь, страсть… Эрик сделал шаг ей не встречу, намереваясь успокоить и молить о прощении. Но испуганная графиня вспорхнула и быстро пересекла двор. Он невидимой тенью последовал за ней. В темноте прохода Эрик потерял ее из виду, но сердце подсказало правильное направление. И он успел… Мысли не отпускали. И понимая, что надо отвлечься, Эрик взял в руки книгу. Шелковая закладка скользнула по руке, вновь даря воспоминания о шелковом платье, которое он сжимал в объятьях всего лишь час назад. Он закрыл глаза. Из соседней комнаты послышался крик. Призрак вскочил и, забыв обо всех предосторожностях, в миг оказался на пороге. Подбежав к кровати он взял Кристин за руку. Метаясь в бреду, она неустанно повторяла: «Прости! Прости! Прости…» В эту ночь Кристин вновь стояла перед выбором. Тусклое подземелье, опущенная решетка, двое мужчин. Только отчего-то они поменялись местами. И Призрак, бледный и уставший, был прикован к решетке. Рауль же, напротив, в своем лучшем костюме, который так раздражал Кристин, с бокалом в руке, вальяжно расселся в барочном кресле на берегу. Свободной рукой он жонглировал двумя коробочками для колец. - Итак, мадемуазель, выбирайте! – и коробочки очутились в руках Кристин. Она неторопливо открыла их и обнаружила в одной из них кольцо Призрака, в другой, - кольцо Рауля. Непонимающе глядя на драгоценное содержимое, девушка никак не могла сделать выбор. - Вы испытываете мое терпение, мадам де Шаньи, выбирайте. – И не успела она сделать выбор, как кольцо Призрака исчезло само собой. Она непонимающе воззрилась на Рауля, который безразлично вертел в руках кольцо соперника. Он остановил на ней насмешливый взгляд и злобно крикнул, - Выбирайте! Видя ее замешательство, Рауль вскочил с кресла и большими шагами добрался до Призрака: не смотря на то, что он шел по воде, костюм его был по-прежнему безупречен и сух. Со свойственной ему самоуверенностью Рауль вынул из ножен клинок и приставил его к горлу несчастного Эрика. Тот смотрел на него с полнейшим безразличием, в котором сквозило большее благородство, нежели в дворянском отпрыске. - Скажите ей, чтобы она ушла со мной. Эрик молчал. - Скажите ей, чтобы она ушла со мной. – Отчеканил Рауль каждое слово. Призрак не шелохнулся и только посмотрел на Кристин любящими глазами. Тогда Рауль в порыве ярости надавил острием на гортань соперника. - Ах так! Тогда ты не произнесешь более ни звука! - Нет! – Крикнула Кристин, осознавая всю опасность момента. Уничтожить голос Ангела Музыки, значило уничтожить истинную красоту. Этого она допустить не могла. И опустив глаза, она виновато произнесла, - Я уйду с тобой, Рауль. На лице де Шаньи заиграла лучезарная улыбка. - Так-то лучше. – Он убрал шпагу в ножны. – За это надо выпить! – И тут же оказался рядом с Кристин, протягивая бокал. - До дна! – торжественно произнес виконт и залпом осушил бокал. Кристин же не решалась праздновать и отпила лишь глоток. - Вы не пьете, моя дорогая? Что Вас смущает? – Рауль хитро взглянул на невесту. – Ах да! Я забыл о подарке. И на руках Кристин появился плачущий младенец, в котором она без труда узнала Кати. Бокал же ее выпал из рук, ударяясь об пол, но не разбился, а превратился в хрустальный сосуд в форме сердца. Рауль торжественно поднял сосуд, и, обращаясь к своей жене, обиженно произнес: - Я тоже требую свадебного подарка. Пока я не получу свой, вы не вправе пользоваться Вашим. И Кати тут же исчезла. В панике Кристин воззрилась на мужа. - Вам всего-то нужно уколоть Призрака Оперы вот этой шпагой. В сердце! – глаза Рауля сверкали. Кристин колебалась. - Поймите, - сказал устало виконт. – Так начертано Судьбой. Сегодня ему суждено получить удар. От удара в горло Вы отказались. Есть другой вариант – сердце. Не волнуйтесь, это неопасно. Пока рана кровоточит – он не умрет. А вот и средство, чтобы рана никогда не закрылась. – Он потряс в руке флакон. – Это ваша любовь. Мы обольем ей клинок, и потом вы вонзите его в сердце. – Сказал он просто, как нечто само собой разумеющееся. – Да решайтесь, черт возьми! Иначе я его сейчас просто убью. Кристин неуверенно сдала шаг по направлению к Призраку. Рауль тут же оказался рядом, вкладывая клинок ей в руку. - Подождите, Подождите! Бальзам! – суетился он. – Осторожнее. Не капли мимо! Когда клинок был обагрен содержимым флакона, Рауль приставил его к сердцу и приказал: - Коли! Кристин, заливаясь слезами, надавила, чуть раня Эрика. Сквозь поток слез, она видела его удивленное лицо. Но в нем не было осуждения, а только безмерное понимание и принятие происходящего. В глазах светились нежность и любовь. - Нет, этого мало! Купидон и то сильнее свои стрелы вонзает! – И он, обхватив ее руку, сжимающую эфес, сильно надавил. Эрик застонал от боли, и в глазах загорелась страсть. – Вот так-то лучше! – торжествовал Рауль. Он одним движением выдернул шпагу из груди Призрака. Кристин вскрикнула. Руки ее были в крови, в то время как на белоснежных манжетах виконта не было ни пятнышка. И вложив шпагу в ножны, он уже протягивал ей завернутую в одеяло Кати. - Теперь Вы этого достойны. Кати неожиданно разревелась. Лицо Рауля исказилось злостью. - А это здесь откуда? – Он кивком головы показал на кольцо Призрака, которое красовалось на пальце Кристин. – От него тоже надо избавиться. Верните его. Кристин смущенно стянула кольцо с пальца и виновато вложила его в руку Эрика. - Прости, - прошептала она. В его взгляде отразилась боль. Схватив жену за руку, Рауль нервно сунул ей Кати. - Нам пора. Теперь у Вас есть обязанности. При этих словах все куда-то пропало, пространство затягивалось плотным туманом. И она, стараясь разогнать эту массу, шептала в никуда: «Прости». |